Я вскочил, метнулся следом, крикнул Ивану Пономаренко:
— За мной!
Оказалось — мы зашли в кустарник всего метров на тридцать, не больше.
— Все целы? — спросил я, когда выбежали на тропу.
Тяжело дыша, сержант сказал:
— Кажись, все.
— Откуда он мог бить по нам?
— Наверно, с елки, товарищ капитан, больше неоткуда.
Да, вероятно, так оно и было. Только с елки "он" мог видеть нас. Значит, немцы забрались в кусты раньше, чем мы. Они посадили на елку "кукушку" и просматривали почти все наше расположение. Мало того, что мы, сидя по оврагам, видели не дальше своего носа. Немцы контролировали даже и эти овраги.
На КП меня встретили тревожные, вопросительные взгляды Халдея, Макарова, Шубного. Впрочем, Халдей смотрел на меня не столько тревожно, сколько осуждающе.
Это меня еще больше разозлило.
— Ну, нечего глаза таращить! — набросился я на Шубного. — Вызывай Сомова и Огнева.
— "Кама", "Кама", — испуганно забубнил Шубные, сопя от усердия. — Давай девятнадцатого, одиннадцатый будет говорить. "Дон"… Двадцать второй… одиннадцатый на проводе…
— Слушайте внимательно, — сказал я. — У тебя, Огнев, слева, у тебя, Сомов, справа в кустах три елки. Сшибить с вершин все сучки.
— Пулеметом? — с хрипотцой спросил Сомов.
— Ты что, спал, что ли?
— Спал.
— С добрым утром! — весело поздравил его Огнев.
— Действуйте.
— Есть, — ответили они в один голос.
Ударили станковые пулеметы. Я вышел из блиндажа.
С елок сыпалась хвоя. Они оголялись на глазах. Вдруг вся макушка одной из них, самой высокой, закачалась и, чуть задержавшись, стала медленно валиться на землю. Это сделал, конечно, Огнев — самый лучший пулеметчик роты.
— Все, — с удовлетворением заметил Иван Пономаренко, стоявший рядом со мной. — Теперь не тильки зозуле, а и горобцу причипиться нема за шо.
Я вернулся в блиндаж.
Шубный имел привычку подключаться к коммутатору батальона и слушать, о чем разговаривает штаб с командирами других рот, какие поступают распоряжения с КП батальона. Безвылазно сидя у меня на телефоне, Шубный тем не менее был самым осведомленным человеком в батальонных делах. Сейчас он тоже подслушивал и доверительно прошептал мне:
— Про вас разговаривают.
Я взял трубку. Разговаривал командир батальона подполковник Фельдман, маленький, толстый, очень храбрый человек, со своим заместителем Станковичем, который находился в третьей роте.
— Так вот, — говорил Фельдман. — Если успеешь, побывай у него и обязательно передай этому обормоту от моего имени, что если он вздумает снова без моего разрешения идти в разведку, я сниму его с должности командира роты.
