Высвободившись, женщина сердито разгладила свои одеяния, после чего со вновь обретенным достоинством величаво подошла ко мне.
— Благодарю тебя, господин, — сказала беженка, подняв на меня глаза.
— Пустяки, — отозвался я.
— Я искренне благодарна тебе.
— Может быть, ты присядешь за мой столик? — предложил я. — Правда, ничего, кроме каши из сула, тут не подают, уж чем богаты…
— Когда терпишь невзгоды, приходится довольствоваться тем, что есть, — сказала она.
— У тебя есть какое-нибудь вино? — спросил я Стробиуса.
Трактирщик кивнул.
— Найдется.
— Не хочешь ли вина? — обратился я к женщине.
Ее глаза блеснули поверх вуали. Конечно, бедняжка уже несколько дней не могла позволить себе вина.
— Да, — ответила беженка. — Я выпила бы с удовольствием.
— Садись за мой столик, а я сделаю заказ.
— Очень хорошо. — Повернувшись, она направилась к столику.
— Каша, — сказал Стробиус, — стоит десять медных тарсков. А еще сорок я возьму с тебя за два бокала вина.
— Годится, — ответил я.
Через несколько мгновений прислужник доставил к стойке поднос с кашей и вином. Вручая трактирщику деньги, я спросил:
— Кстати, у тебя не найдется порошка Тасса?
Он ухмыльнулся и полез под стойку.
— Держи.
— Сколько я тебе должен за это?
— Порошок бесплатно, — хмыкнул трактирщик. — За счет заведения.
— Раз так, то спасибо.
Девушка беспокойно повернулась на циновке, снова оказавшись на боку, и поджала ноги. Она застонала. Я увидел, как нежные маленькие пальчики ее правой руки коснулись грубых волокон циновки. Эти волокна оставили следы на шелковистой коже ее обнаженных ног.
Я приберег недоеденную корочку хлеба.
Девушка беспокойно зашевелилась и издала тихий стон. Должно быть, почувствовала, что наступило утро.
Я огляделся по сторонам. Гостиница опустела. Судя по всем признакам, покидали ее в спешке. По слухам, тарнсмены Ара должны были вот-вот появиться в небе над Ларой, так что бегство постояльцев — лишь продолжение исхода из города. Улицы были пусты и тихи. Людей в Ларе осталось совсем немного. Включая, разумеется, эту девушку и меня.
Она перевернулась на живот и теперь лежала, прижавшись к циновке левой щекой.
Наблюдая за ней, я увидел, как ее маленькие пальцы слегка зашевелились, а их кончики снова коснулись волокон циновки. Приметив мой взгляд, она отдернула их, потом снова вцепилась в солому и напряглась.
— Ну вот ты и проснулась, — заметил я.
— Что это такое? На чем я лежу? — испуганно спросила девушка.
— Разве не ясно? Это рабская: подстилка!
