" — Ты людей убиваешь, а я должна акты подписывать!? Не будет этого! — так её коллега, немец, врач лагеря военнопленных, был настолько поражён смелостью русской фрау, что от восторга влюбился в неё и спустя какое-то время предложил "руку и сердце"! Александра приняла предложение, вышла за него замуж и получила подданство Германии"
А что комендант? Можно только догадываться о том, что было с комендантом лагеря военнопленных. Его недовольство никак не могло "достать" Александру. Отказ Александры подписывать акты о смерти русских пленных как-то дошёл до "верхов":
"…тут всполошились высокие немецкие чины и отправили коменданта в другой лагерь. А там находились такие пленные, которые совершали побеги из лагеря, коим он управлял недавно…"
… и надо же такому случиться, что когда-то бежавшие из его лагеря пленные вновь с ним встретились!"…опознали этого душителя, да и утопили в уборной!
В лагере пленных французов не было полицаев. Они на шахте у нас работали, мы их спрашиваем:
— Почему у вас нет полицаев?
— Нам тоже предлагали полицаев, да мы не согласились. Только один нашёлся, так мы его удавили, и никто из немецкого начальств нам ничего не сказал"
Недостаток тётиных записей таков: нет дат. Её "женские войны" в своей массе бескровные.
Тётушкины записи — не дневник, они очень фрагментарны, но я всё же не могу менять порядок следования описываемых событий на своё усмотрение. Если я такое сделаю, то это будет не документ с подлинными именами и фамилиями, а художественное произведение.
Глава не имеет номера по причине того, чтобы её не возможно было
зарегистрировать. Нет номера — нет и учёта.
Ах, ах! Сегодня нас не любят во всём мире и тычут носом в наше дерьмо, но такое было с нами и шесть десятков лет назад:
"…однажды приходим мы с работы, а нас в барак не пустили и предложили выстроиться во дворе. В чём дело? Никто ничего не поймёт, никому и ничего не объясняют, все в недоумении. Построили нас полицаи и предложили спуститься в нижнюю комнату, служебную. Только мы все вошли, а за нами тут же дверь быстренько закрыли и через дверь вежливо предложили убрать "добро", что мы наложили мимо положенного места. Было много украинок с Винницы, городских хватало, и оказалось, что это они так "уработали" туалеты сверх унитаза, да так "жестоко", что всё поплыло…Туалет просторный, с порогом, так дело до того дошло, что стали испражняться с порога…"
Нужно ли писать такое? Почему бы и нет? Если тётушка сочла нужным упомянуть "сортирную" историю, то почему я должен её вырезать? "Сортирная" история принадлежит "на правах частной собственности" мне и я должен пощадить память о древних засранцах, умолчав о "сортирном" эпизоде. Некрасивый он, не героический, низменный. Мог и умолчать о том, как "советские люди" "обделывали" Европу шестьдесят лет назад и как такое они делают сегодня с небольшой поправкой: они вновь стали "русскими". Нет у меня права говорить о том, как внуки прошлых "советских девушек" "обделывают" ту же самую Европу сегодня: у меня нет ни чьих документальных записей о таких фактах.
