Да только нечасто услышишь искренний смех… Нечасто.
Я люблю смех.
Я не люблю обиду.
Я не обижаюсь.
Я смеюсь.
Стражи помалкивали, пытаясь разглядеть меня. Кто-то едва не вывалился, высунувшись по пояс. Но его с руганью лязгом и скрежетом затащили внутрь башни. В глазах привратников мелькали равнодушные звезды и желание побыстрее отделаться от незваного гостя. Но ночь — моя верная союзница, словно кованый панцирь хранила меня от горящих стрел их жадных взоров. Наконец, благодатная тишина снова в ужасе вздрогнула и поморщилась, когда в ней зазвенел неприятный голос нового стража:
— А ты кто такой? Волшебник что ли? Исполнитель желаний?
Легкая улыбка тронула уголки моего рта. Любая улыбка — тоже смех. Смех же есть глубинное желание — одно из немногих искренних. Желание видеть мир радостным и веселым. Я коротко пояснил:
— Каждый зовет меня, как хочет.
— Я же сказал тебе — проваливай! — гортанное рявканье потрясло округу.
— Да брось, — тихо прозвучал еще один голос, обращаясь к первому. — А вдруг, и правда — волшебник?
— Ты чего?! Белены обожрался?! — гневно рокотал первый голос. — Какие к чертям волшебники?! Или… ты не до конца проснулся?!
— А чего бы он по ночам шарахался? — сонно предположил второй, и продолжительно зевнул. Первый страж издевательски засмеялся и ответил за меня:
— Видать не спится. Да?!
Последнее слово он выкрикнул, обращаясь ко мне.
— Да, — спокойно подтвердил я.
Первый (судя по всему — глава), снова высунулся из бойницы и с лязгом махнул железной рукой.
— Так иди, откуда пришел, и выспись. А после поговорим. Но сначала, олух, научись со стражей разговаривать!
— А кто может научить такому? — осторожно полюбопытствовал я, нисколько не тронутый его оскорблением.
— Мы и научим! — отчеканил страж. — Правда, парни?
Ответом служил одобрительный гул голосов и басовитый хохот. Я подождал, пока они утихнут, и снова заговорил:
— Так вот я и пришел учиться.
Смех разом утих. Стражники снова высовывались из двух бойниц, со скрежетом отирая друг другу бока. Да, нечасто встретишь такого упорного глупца. По крайней мере, в их глазах я выглядел таковым. Наконец, глава привратников снова уделил мне внимание.
— Послушай, скиталец, — в его голосе сквозила явная угроза. Искренняя. — Тебе сказали, куда идти! Вот и иди!
— А куда мне идти? — обреченно молвил я.
— Ты что?! Издеваешься?! — гневно заорал страж. Казалось, сейчас рухнут навесные круглые башенки, выступающие из могучей стены. Тревожный свет нервно заметался в неприступной глубине. Кто-то дернулся, отпрянув от бойницы. Кто-то глухо стукнулся головой о верх проема (благо был в шлеме). А кто-то от неожиданности выронил алебарду — послышался громкий звон. Затем снова крик — душераздирающий и пронзительный. Судя по всему, алебарда угодила кому-то на ногу. От нового крика вздрогнули стены. Из стыков камней засочились волны нестерпимой боли. Пострадавший гортанно орал, изощренно проклиная и алебарды, и тесную келью, и хилые руки. И само собой — ночных философов. На долю последних выпала львиная часть тирады.
