…Но удивительным и незабываемым было вот что. Женщина, бежавшая из Минска с детьми в ночь первой жестокой бомбёжки, не успевшая проститься с мужем, находившимся теперь бог весть где, не только не жаловалась на судьбу, но всячески старалась, чтобы люди, не видевшие, не испытавшие того, что уже довелось ей, не были слишком потрясены, не считали бы её положение совершенно ужасным. Приткнув детишек в уголок нижней полки нашего купе, она строго, скромно присела там же на краешек, обдёрнула мгновенно уснувшим детишкам рубашечки, вытерла им вспотевшие личики, незаметно прибралась сама и, кажется, более всего была озабочена тем, чтоб не выглядеть слишком усталой, потрясённой и растерянной. Достоинство хозяйки, матери, женщины, у которой должно быть всё в доме не как-нибудь, а хорошо и опрятно, сквозило во всей её повадке, в сдержанной экономной хлопотливости.
– Ничего, ничего, – говорила с грустной и самоотверженно счастливой улыбкой, – это ещё ничего: дети целы, доберусь как-нибудь. А он напишет туда, старикам. Вот и спишемся.
Какие-то ещё она говорила слова, в которых была такая самозабвенная готовность всё вытерпеть, вынести, не пасть духом и не удручать, не пугать никого своим горем, никому не жаловаться. Как будто в образе этой маленькой матери-беженки первых дней войны дано было увидеть нам всё величие женского, материнского подвига в этой войне».
Из книги «Родина и чужбина»
«Косят бабы небитыми косами,
Лето новое клонится к осени, –
Где отцы? Где мужья?»
Из рабочей тетради 30.VIII.1942
«Начал третью главку «второй» поэмы».
Запись 1.IX.1942
«…Я начал писать новую штуку (Тёркин должен отдохнуть), два отрывочка которой я тебе в своё время посылал. Это будет, не знаю ещё, какая штука, но пишется от сердца, и я, наверно, не ошибусь в своих ожиданиях».
Из письма жене 23.V.1943
«Кажется, пошло…»
Запись 28.V.1943
«Новая моя штука будет более просторной в смысле стиха и лиризма. Менее повествовательной, хотя сюжет поэтически в ней будет очень отчётлив. От «Тёркина» она отличается по замыслу примерно так, как «Мороз, Красный нос» от «Кому на Руси…» Кстати, главный человеческий образ в ней – женщина, потерявшая в войне мужа, затем дом и родимый край, затем ребёнка и, может быть, жизнь. Это всё уже тронуто холодными, корыстными руками наших теа-кино-изо-халтурщиков, но я чувствую, уверен, что про всё это больше знаю и честнее расскажу».
Из письма жене 1.VI.1943
«Когда бабы выли в первый день войны, они плакали о малой беде. Они много знали наперёд из старины, из прежних бедствий – войн. Но того, что война придёт на их порог; что от неё придётся бежать в белый свет, – этого бабы не знали. Многого не знали бабы».
