— Ты чего? — на всякий случай спросил он.
Она приложила тонкий смуглый с беловатым полумесяцем ноготка палец к губам, прислушалась, покачала головой. Он на всякий случай тоже осмотрелся — девчонка обладала удивительным свойством, ее страх перекидывался на нормальных людей с той невероятной скоростью, с какой лесной пожар охватывает еще крепкие зеленые деревья.
Только теперь стало ясно: то, что он поначалу принял за холмы, оказалось занесенными песком и щебнем куполообразными древними постройками. Стены из растрескавшейся глины, кое-где грозившие вот-вот обрушиться.
На подобные оставленные поселения в этом краю он уже наталкивался — и не однажды. Все дело в воде. Уходит вода, уходят люди.
— Тут есть вода, — сказала Уля, словно угадав его мысли. — Совсем мало. Но есть.
— Хорошо, — сказал он, пожав плечами.
Похоже, им придется заночевать здесь. На деле ночь в таких развалинах опаснее, чем под открытым небом. Оставленные людьми жилища занимают не только филины и домовые сычики, степные кошки и лисы, но и ядовитые змеи и скорпионы.
Солнце опустилось еще ниже, в неподвижном воздухе висела красновато-золотистая пыль, все вокруг, казалось, было присыпано этой пылью, бархатно-переливчатой, точно пыльца на крыльях бабочки. Бурая растрескавшаяся земля тоже оказалась теперь где багряно-золотой, где лиловой, и среди этих быстро движущихся теней ему вдруг почудилось какое-то шевеление за камнем, влажный красноватый отблеск, словно бы там, припав к земле, прятался кто-то облитый сгустившейся на жаре бычьей кровью.
Он застыл, положив руку на ружейный ремень, но вокруг было тихо, только зудели вдалеке, на грани слышимости, невесть откуда взявшиеся зеленые мясные мухи.
— Я говорила, надо было убить его, — прошептала Уля.
Он досадливо дернул головой.
Галлюцинация. Голову напекло.
Но ведь не может быть у двух человек одинаковая галлюцинация. Или может?
Не галлюцинация — иллюзия. Воздушные зеркала, выпуклые и вогнутые воздушные линзы, любой предмет кажется то больше, то меньше, чем он есть на самом деле; а там, за обломком скалы, просто прячется раненая лиса, их здесь полно. Отсюда и мухи.
— Сейчас светло, — Уля по-прежнему говорила шепотом, — надо успеть. Когда станет темно, будет совсем плохо..
Он хмыкнул. Ночь в пустыне наступает стремительно.
— Смотри! Смотри!
Она схватила его за руку. Пальцы у нее были цепкие и горячие.
Сначала он не понял — птицы и птицы. Потом спохватился: пара уток летела над глинистыми холмами, порой почти касаясь земли. Утки действительно были красными — ярко-алыми, с пурпурным и золотистым отливом, лишь миг спустя он понял, что всему виной яростный закат, окрасивший их оперение в тона, скорее, присущие радостным птицам райских островов.
