Потом из этого цветного смятения ударит в землю парабола света — будто изогнутая струя молока…
Иногда в это время падают звезды. И там, где закончили они путь, мгновенно снова вспыхивает небо. Новые сполохи горят разрастаясь.
Но есть в этой красоте и оборотная сторона. Как, впрочем, во всякой уж очень большой красоте. И эта, северная, мстит тем, кто слишком долго любуется ею.
Есть такое слово «мерячка». Я, Майка, не верил, да и сейчас верю с трудом, хотя слыхал немало об этом от старожилов.
Мерячка — это полярная истерия, ею заболевают будто иногда люди под воздействием северного сияния. Люди с ослабленным организмом.
Верится с трудом. По крайней мере, сам я никаких признаков не ощущаю.
…Что-то мой парень спит неспокойно…»
Небо горело. Языки разноцветного пламени лизали верхушки лиственниц, радужной поземкой проносились по своду и гасли. Потом снова рождались потоки света, заставляя поблекнуть звезды, и шли упрямой лавиной, сражаясь с мрачными тенями ночи.
А тайга стояла притихшая и светлая.
Вот в северной части неба колыхнулся зеленый бархат необыкновенных гигантских штор. Они будут расти, пока не закроют от глаз человека великую драму Ночи и Света.
Яшка усмехнулся.
— Красотища!
Поежился от мороза, постучал валенками друг о друга.
Вдруг его крепко рванули за плечо. Яшка резко повернулся.
— Николай!
Радист стоял босиком на оледеневшем крыльце и судорожно мял на груди рубашку.
— Небо горит! Потуши его, потуши…
Николай выпустил Яшкино плечо.
Напрягая силы, Яшка втолкнул парня в дверь.
Николай упал на пол «кают-компании», вздрагивал всем телом, невнятно выговаривая что-то.
— Вот так, — сказал Яшка. — Чего изволите делать, начальник? Набрать «03» и попросить «Скорую помощь»?
Он перенес Николая на кровать и на всякий случай привязал жгутами из простыней. Вышел на крыльцо и глянул в небо. Оно погасло и только на севере продолжало светиться.
Рядом с домом на высоких козлах стояла оленья нарта. Яшка тронул ее рукой, потом решительно ударил ножом по обрывку ремня, державшего нарту на козлах.
— Конечно, мой папа не назвал бы это самым умным ходом. А что делать? — сказал Яшка.
И он сдался. Нет. Не сдался. Отступил. Сегодня ему не взять этого перевала. А там люди, там жизнь. За перевалом. Но он расчетливый парень, этот Яшка. Он знает, что упадет на склоне и не встанет. Совсем не встанет, если не заночует сейчас вот здесь, у самого перевала.
Днем они чаевали в долине реки Айнывеем. Николай по-прежнему бредил, и Яшка насильно поил его сладким чаем. Потом он снова шел впереди, а нартовые полозья зализывали глубокие рваные ямы в снегу. Они шли долго, до этого последнего перевала, и взять его сейчас не под силу.
