— Черт побери, отведи его, Лойза, а то у меня уже нервы не выдерживают!
В ту минуту Блага, плескавший себе на лицо холодную воду в углу канцелярии, выпрямился и бросил:
— Подождите, Земан!
Он вытер лицо, вытащил сигарету, не спеша и небрежно сунул ее в рот, еще медленнее достал зажигалку, зажег ее и долго еще держал пламя у кончика сигареты. Дважды глубоко затянувшись, надпоручик оставил сигарету прилепленной к нижней губе. Потом медленно двинулся к задержанному, на ходу закатывая рукава рубашки:
— Так ты не хочешь говорить, голубчик?
Бывший начальник отдела подпоручик Выдра, находившийся в соседней комнате, удивленно поднял голову, услышав крик. Он сидел за своим столом, вытаскивал из ящиков разные мелочи и аккуратно раскладывал их на две кучки. Одни вещи он отнесет домой, а другие останутся здесь. Каждую такую вещичку, бывшую свидетелем и памятью о том или ином периоде его трудной службы в Словакии и тяжелой работы на фабрике в Бохуме во время войны, поскольку он не хотел служить оккупантам, а после войны — нелегкой службы здесь, на границе, он с любовью перебирал в пальцах, будто ласкал, не решаясь расстаться. Каждая вещь была своеобразным связующим звеном между ним и повседневной жизнью, но прежде всего между ним и его молодостью. С каждой той вещицей он как бы откладывал один год, одну бусинку из четок. Сколько их там, этих бусинок, какой длины четки уготованы ему на этом свете? И эта захватанная печать, и огрызок карандаша, которым он в свое время кропал первые записи для будущих следственных актов, имели особое значение в эту минуту расставания. Наконец подпоручик вытащил свою старую полевую форму, офицерскую полевую сумку, фонарик и ремень. Все это теперь лежало перед ним, и ему вдруг стало грустно. Он даже не заметил, как в комнату вошла Бланка Свободова. Старый подпоручик поднял голову лишь тогда, когда она обратилась к нему:
— Значит, вы уже собираетесь, пан Выдра?
Выдра только кивнул вместо ответа, нагнулся и стал что-то перебирать в нижних ящиках. Он будто устыдился того, что был застигнут в минуту проявления слабости. Он вытащил замусоленную папку и машинально перевернул листы. Уголовный кодекс, свод законов, служебные инструкции.
— Да, собираюсь, вот немного и загрустил.
— Почему? — Девушке хотелось как-то подбодрить его. — Ведь вы с таким нетерпением ждали, когда будете иметь время выращивать ваших ангорских кроликов.
— Это так, только... — Выдра не закончил фразу. Среди бумаг он что-то нашел. Фотография! Он долго смотрел на нее, потом подал Бланке: — Посмотри, каким я был, когда мне было тридцать. Тогда мы еще ходили в жандармской форме. Хорош парень, правда?
