В корме, ярко слепя даже при столь обильном солнечном свете, вспыхивал и гас огонь электросварки. На «Пассате», в носовой его части и пеленгаторном мостике, виднелись запаренные зноем моряки, дежурившие возле брандспойтов и водометных пушек. Спасаясь от солнца, Степан Федорович Волошин, второй помощник капитана, закутался в сырую простыню. Он шлепал босыми ногами в воде, которая небольшой струей бежала из наконечника брандспойта, а над головой держал пестрый женский зонтик. Завидя Жору, Степан Федорович обрадованно замахал рукой: смена идет.
— Я уже подал три протеста фирме «Шелл», — сказал капитан, когда Русов зашел в его каюту. — Видел! Опять электросварка! Так вот, мистер Мердл заявил, что либерийское судно есть суверенная территория Либерии и руководство фирмы не имеет права запретить производить на судне сварочные работы. Я говорю: «Так прекратите подавать им топливо!» А он в ответ: «Капитан «Эльдорадо» заявил: в случае прекращения подачи топлива они тотчас уйдут в Людериц, где будут брать его у фирмы «Бритш петролеум». — Горин прошелся по каюте, выглянул в иллюминатор и устало опустился в кресло. — Тогда я пригласил к себе вахтенного штурмана, этого волосана чертова...
— Джимми Макклинза?
— Что? Да, этого Джимми. Говорю ему: «Мы же можем взорваться, Джим!» А тот руками разводит: «Разошлись швы обшивки правого борта и кормы. Наняли сварщика, а это стоит двадцать пять долларов в час. Не будем же мы специально после получения топлива держать «Эльдорадо» на рейде ради каких-то сварочных работ! А без подварки борта в океан нельзя». Говорю ему: «Ведь взорваться можно в любую минуту». А тот в ответ: «Да, взорваться можно всегда, у пирса ли, в океане ли, от одного окурка, капитан». С ума можно сойти!
— Отдыхайте, Михаил Петрович, на вас лица нет. Я принимаю вахту.
— Полежу немножко, Коля. Что за духота, дышать нечем. Но ты будь повнимательнее: ведь словно возле мины замедленного действия...
— Не волнуйтесь, капитан. Завтра уже будем в океане.
Какое солнце. Ярким сгустком огня висело оно над желтыми песчаными холмами. Весь воздух был желтым, насыщенным песком пустыни Намиб. Ветер, горячий, как из жерла мартеновской печи, нес его над горбинами дюн, постройками порта, над танкерами и насыпал на палубах маленькие, горбатые дюнки. Желтая гладь бухты Уолвис время от времени вспучивалась, и на поверхности появлялись мутные, илистого цвета, пузыри, несущие с собой резкий запах сероводорода.
