— Это Викута! — сказал кочегар. — Главный подручный вот этого, — и он указал на лежавшего навзничь большого человека. — А это обер-палач и мучитель.
В памяти Алексея запечатлелись его пышные черные, запорожские усы и огромная кисть руки с почти черными, скрюченными, похожими на когти дракона, пальцами.
Через десять минут у вагонов поезда осталось около пятидесяти человек. Остальные арестованные — их было не меньше двухсот — разбежались.
— Товарищи! — собрав их вокруг себя, сказал Хованский. — Ревком приказывает вам соединиться с повстанческим отрядом товарища Стратиенка. Под Знаменкой идут бои с григорьевскими бандами. Вы ударите по ним с тыла. Провиант и оружие найдете в этом вагоне. За победу революции!
Еще две-три минуты, и состав отбыл в сторону Знаменки.
Уезжая в вагоне, из которого только что были выпущены арестованные, приговоренные к смерти люди, Хованский не мог не думать, что в числе их была и госпожа Чегодова — мать Олега Чегодова. Второго мужа помещицы, арестованного петлюровцами, спасли от смерти красноармейцы, а сейчас и Чегодову освободила из вагона группа Алексея Хованского.
* * *
...23 мая части Красной Армии, поддерживаемые повстанцами, освободили Елисаветград. Однако ненадолго. Город заняли деникинцы. Рьяно заработала белогвардейская разведка. Вскоре прибыл генерал Слащев, и его приезд ознаменовался, как всегда, казнями. Для устрашения рабочих генерал велел повесить на кавалерийском плацу двенадцать коммунистов. В их числе начальника партизанского отряда Стратиенко.
Будучи в глубоком подполье, Алексей случайно столкнулся в фойе кинематографа с Олегом Чегодовым. Тот узнал Хованского, но сделал вид, что они не знакомы.
И вот после стольких лет они должны встретиться. «Выдаст ли он меня здесь? — спрашивал себя Хованский. — Может быть, уже видел и выдал?»
Все должна решить первая встреча, которую Алексей очень ждал.
3
Шла всенощная, прочитали четвертое евангелие, пропели «Разбойника благоразумного». Стоя в опьяняющем полумраке церкви, одурманенный дымом ладана и чадом восковых свечей, которые зажигали во время чтения каждого евангелия, завороженный блеском огромных бриллиантов, изумрудов, кроваво-красных рубинов и небесно-голубых сапфиров, которыми были усыпаны митры митрополита и епископа, смотря на оранжевое мерцание лампад и слушая повесть о развернувшейся двадцать веков тому назад трагедии, Алексей думал: «Так вот она, сила церкви, и это еще православной, с ее алчными и дикими бородачами попами, у которых только и забота — жрать, пить да рожать детей; с ее маленькими тесными церквушками, вечно пьяными дьячками и вороватыми церковными старостами. А что говорить о католической, этой хитрейшей из церквей...» Его мысль оборвал устремленный на него пристальный взгляд. Алексей истово перекрестился, сделал поклон и через плечо увидел Ирен Скачкову. Она, видимо, только что вошла и, прислонившись к двери, кого-то искала глазами. Увидав Павского, который стоял все это время у колонны не шелохнувшись, как солдат на часах, Ирен удовлетворенно кивнула головой и неторопливо пошла к выходу.
