Занимается хмурое и дождливое утро — выражение, хоть и распространенное, но совершенно неправильное, ибо утро ничем не занимается, это мы занимаемся, проснувшись поутру, всякими глупостями: подходим, например, к окну, видим, что с неба, задернутого темными низкими тучами, сеется мелкий дождь, но столь велика сила литературной традиции, что если бы в предстоящем плавании велся вахтенный журнал, то первая запись в нем выглядела бы именно так: Занимается хмурое и дождливое утро, словно там, наверху, насупились и прослезились по поводу нашей затеи, в таких случаях всегда, в дождь и в вёдро, принято ссылаться на волю небес. Парагнедых вручную втолкнули на место галеры, под крышу, а верней сказать, под навес, где он, ободранный и расставшийся с брезентовым верхом, пошедшим на заплаты, всеми покинутый, будет гнить, ибо стоит не в сарае, а именно под навесом, открытым всем ветрам, поскольку с вещами происходит то же, что с людьми: стал негоден — стал неугоден, минула надобность — кончилась жизнь. А вот галера, напротив, несмотря на свой почтенный возраст, помолодела, выкатившись на вольный воздух, и дождь будто спрыснул её живой водой, добившись волшебного эффекта, и клеенка, закрывающая спину коня, заблистала под дождем, как начищенный перед турниром панцирь рыцарского скакуна.
Не следует удивляться тому, что мы столь подробными описаниями застопорили ход повествования — они призваны передать хотя бы приблизительно, как трудно обрывать корни, снимаясь с насиженного места, где жилось когда-то хорошо и счастливо, тем паче, что происходит планомерная эвакуация, а не паническое бегство: Мария Гуавайра тщательно запирает все двери, выпускает остающихся кур из курятника, кроликов — из крольчатника, свинью — а вот и нет! из хлева, а ведь все эти домашние животные и птицы привыкли к ежедневной кормежке, теперь же им говорят в лучшем случае: Ступайте с Богом, а в худшем: Подите к черту, а черт тому и рад, про кроликов ничего сказать не могу, но вот свинья по дьявольскому наущению вполне способна истребить всю живность в округе. А когда появится тут молодой поденщик, ему, чтобы пробраться в дом, придется взломать ставни на окне, и на много миль кругом не окажется ни единого свидетеля вторжения. Я пришел с добром, скажет поденщик и, быть может, эти слова заключают в себе истину.
Мария Гуавайра села на козлы, а рядом с нею поместился, держа раскрытый зонт, Жоакин Сасса: это его священный долг — сопровождать любимую женщину, защищать её от стихий, вот только не может он перехватить у неё вожжи, ибо из всех пятерых она одна умеет управляться с лошадью и упряжью. Впрочем, потом, ближе к вечеру, когда развиднеется, она преподаст своим спутникам начальные уроки, и первым воспримет эти азы Педро Орсе, добрейшей души человек — благодаря ему обе пары смогут предаться отдохновению под парусиновым пологом, а ширина козел, на которых запросто умещаются трое, идеально решит вопрос интимной близости двух остающихся внутри фургона, хоть и будет эта близость поспешна и беззвучна. Но пока ещё Мария Гуавайра только шевельнула вожжами, и конь, поняв, что напарника ему не дождаться и влечь пароконный тарантас придется в одиночку, сделал первый шаг, почувствовал сначала, как натянулись постромки, а потом уже ощутил тяжесть клади, и когда повторился полузабытый звук — заскрипела земля, перемалываемая первым оборотом колес на железном ходу — старые его кости и мышцы вспомнили давнюю науку. Нужда заставит — все освоится, а потом позабудется и в свой час вспомянется. Метров сто пробежал за фургоном под дождем пес, пока не сообразил, что может укрыться от непогоды, следуя своим ходом, под высоким днищем этой колесницы — неудобно, зато сухо. Он так и поступил, приноровя свой шаг к шагу лошади — и отныне во все время этого странствия, дождь ли льет, или солнце сияет, мы там и будем видеть его, раз уж он отказался следовать в передовом дозоре или свершать по окрестностям бесцельное и бессмысленное шастанье, делающее людей и собак столь схожими друг с другом.
