Я поднялся, сложил руки рупором и закричал. Опять то же впечатление, что этот крик немедленно заглушила высокая стена трав, и что он остался в моем горле, как если бы я надрывался из глубины колодца.
С искаженным лицом, терзаясь чувством тревоги, я продолжал свой мучительный путь. Стебли становились все плотнее, жестче и стояли так близко друг от друга, что мне пришлось прокладывать себе путь через эти тугие сплетения растений обеими руками.
Я начал тяжело дышать, в голове у меня гудело, а в глазах стоял туман, я был на пределе сил. Такое случается иногда, когда в душный летний день вы чувствуете, что приближается гроза, а воздух весь пронизан статическим электричеством.
А потом с острым волнением я начал отдавать себе отчет в том, что кружил на месте. А рикошетом, в течение полуминуты в порыве иронической объективности поняв, что страх мой из-за того, что я заблудился в заднем дворе, у меня почти появилось желание рассмеяться… почти. Но что-то в этом месте разубеждало меня смеяться. Мрачно, угрюмо, настойчиво я продолжал идти вперед.
В какой-то момент я почувствовал, что я не один. Пришло это как-то внезапно как ошеломляющее откровение, от которого мороз пробежал по коже: там, в траве, за моей спиной, спрятавшись, кто-то или что-то следило за мной. Может быть, я ощутил шум или трепет, я не могу утверждать с уверенностью, и тут же абсолютное убеждение укоренилось во мне, что какое-то создание ползет или скользит меж стеблей прямо за мной по пятам.
Меня выслеживали, меня подстерегали, выглядывали, я это чувствовал, и это кто-то или что-то было абсолютно злым.
В минуту полного безумия я решил предпринять бегство, бегство обезумевшего от ужаса: опустить голову и — спасайся кто может. Но тут вдруг мной овладела ярость. Черная ярость против Кэнэвэна, против этого сатанинского участка земли, против себя самого. Вдруг все это накопившееся во мне напряжение выплеснулось и смело напрочь страх. И речи больше не могло быть, чтобы поддаться отчаянию и безнадежности из-за какого-то чародейства, поддаться мистификации из-за непонятного таинства. Я сумею противостоять и прорву гнойник. Я сумею с этим справиться во что бы то ни стало.
Неожиданно и внезапно я развернулся и яростно направился в то место, где, по моему предположению, притаившись в траве, должен был находиться мой тайный преследователь.
И попал в точку. И мой гнев уступил место ужасу.
При слабом, бледном свете, пробивающемся сквозь высокие, склоняющиеся под собственной тяжестью стебли я увидел Кэнэвэна, скорчившегося, на четвереньках, словно зверя, приготовившегося к прыжку. Очки свои он потерял, одежда его превратилась в лохмотья, рот был искривлен безумной гримасой, а улыбка злобная и демоническая.
