Режиссер наедине с пьесой | страница 55
К тому же и реальная жизнь, в которую она хотела вернуться, как в светлую сказку, оказалась тусклой, убогой, несказочной, так часто вызывающей раздражение:
"И зачем я поехала завтракать... Дрянной ваш ресторан с музыкой, скатерти пахнут мылом. Зачем так много пить, Леня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить?"
"Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного".
Примеры можно продолжать. Нервы сдают! И повод к тому неоднозначен. Да и не от этого ли внутреннего раздрая, потери внушенной себе надежды Любовь Андреевна и не пытается хоть что-то предпринять для спасения имения, а, стало быть, и его обитателей, и себя в том числе? Хоть и услышался "с неба" странный звук, печальный предвестник несчастья, как расшифровал его всего повидавший Фирс, и появилось третье привидение этой пьесы.
Показывается Прохожий, в белой потасканной фуражке, в пальто; он слегка пьян."
А ну-ка, всмотримся и прислушаемся:
РАНЕВСКАЯ. Зачем так много пить, Леня?
Значит, Гаев-то сейчас тоже "слегка пьян"?
"Фирс входит; он принес пальто.
ФИРС (Гаеву) Извольте, сударь, надеть, а то сыро".
Значит, Гаев в пальто. Про белую дворянскую фуражку ничего не сказано, но так и видится она на голове Леонида Андреевича. Да ведь не без фуражки же ездил он в город завтракать! Параллель или аналогия - уж и не знаю как сказать точнее - столь очевидна для всех, что каждый из присутствующих словно бы поглядел в зеркало, подставленное ему будущим. Побирающийся, декламирующий болтун, деклассированный "дворянин из бывших" не оставляет лазейки для разночтений.
И вот - двадцать второе августа. В городе торги, а в продающемся имении пляшут. Нелепый, убогий бал!
ВАРЯ. Вот наняли музыкантов, а чем платить?
ФИРС. Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником и начальником станции, да и те не в охотку идут.
ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА. И музыканты пришли некстати, и бал мы затеяли некстати...
Пиликает еврейский оркестр. Пляшут какие-то ненужные люди. Пляшет и Раневская. А Шарлотта показывает свои фокусы, и тот, жестокий, с пледом, о котором была речь. А Пищик просит денег взаймы.
Мечется Любовь Андреевна в этой людской толчее, что-то делает, танцует, плачет, с кем-то говорит, танцует...
"Только бы знать: продано имение или нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь... Я могу сейчас крикнуть... могу глупость сделать".