Среди островитян существует определенная система многобрачия, но только в виде многомужества. Это объясняется тем, что количество мужчин сильно превышает количество женщин. Сначала за девушкой ухаживает какой-нибудь юноша, по большей части из числа живущих с ней в одном доме,[8] она выходит за него замуж. При этом не бывает даже никаких обрядов, и это не считается формальным браком. По прошествии некоторого времени, как правило, появляется другой жених, более зрелого возраста, и берет обоих, и девушку и юношу, к себе в дом. Случаи неверности с чьей-либо стороны очень редки. У мужчин не бывает более одной жены, а у женщин не бывает меньше двух мужей; иногда их бывает трое, но такие случаи редки. Как бы то ни было, бывают случаи расторжения брачных уз. Но при этом они не вызывают особых несчастий и не сопровождаются раздором, хотя бы потому, что жена, с которой плохо обращаются, или муж, находящийся под башмаком своей жены, не обязаны подавать заявления в суд о разводе.
Вероятно, у пламени тайпи не существовало не только свадебных обрядов, но и похоронных. Решительно утверждать этого не могу, но за то время, что я у них прожил, я ни разу не был свидетелем погребения. Впрочем, весьма возможно, что тайпи в данном случае не отличаются от остальных жителей острова, а мне случилось однажды присутствовать на похоронах в Нукухиве. На рассвете в одном из домов, на берегу, умер юноша. Я в тот день был послан на берег и видел приготовления к похоронам. Тело, аккуратно завернутое в новую белую таппу, было положено в открытом сарае из кокосовых ветвей, на носилках, сделанных из бамбука. Носилки стояли на шестифутовом возвышении из толстого тростника, вертикально воткнутого в землю. Две женщины с удрученным видом сидели по обеим сторонам, с жалобным пением махая по воздуху большими белыми веерами. В жилом доме рядом собралось многочисленное общество и для угощения были приготовлены различные кушанья. Трапеза началась около полудня, и мне сказали, что она будет длиться еще два дня. За исключением двух траурных фигур у тела, все, казалось, были настроены довольно весело. Девушки, увешанные местными драгоценностями, танцевали, старики пели, воины болтали и курили, и молодежь обоего пола щедро угощалась так, как если бы это было на свадьбе.
Но как-то, в одну из моих самых далеких прогулок с Кори-Кори, я наткнулся на доказательство существования другого обряда погребения, чрезвычайно меня заинтересовавшего. Мы находились в уединенной местности, в самой середине пальмовой заросли, тянувшейся по обоим берегам потока; я увидал там могилу умершего вождя. Как и большинство других зданий, мавзолей помещался на невысокой каменной кладке, благодаря чему был виден издали. Легкая крыша из побеленных пальмовых листьев свисала над ним как бы естественным навесом. Только подойдя вплотную, я увидал, что она поддерживается четырьмя тонкими бамбуковыми колоннами, стоящими по углам немного выше, чем в человеческий рост. Чистая площадка в несколько ярдов окружала помост и была огорожена четырьмя стволами кокосовой пальмы, покоившимися на расположенных по углам больших камнях. Место было священное. Знак ненарушимого табу в виде таинственной повязки из белой таппы был подвешен к верхушке стоящего в ограде высокого шеста. Святость этого места, казалось, никогда не нарушалась. Тишина могилы, спокойствие и одиночество были прекрасны и трогательны.
