Капсулы с ядом поступили от Гиммлера еще в марте, и тогда же Гитлер раздал их своим сподвижникам. После 27 апреля, когда обнаружилась «измена» Гиммлера, Гитлер заподозрил, что яд в ампулах недостаточно действенный и что Гиммлер сделал это нарочно, дабы предать его живым в руки русских [97]. Поэтому и были проведены испытания на собаках. Если Гитлеру и его супруге достались ампулы с уже начавшим разлагаться цианидом калия (как и несчастному щенку), то тогда можно понять, почему месяц спустя лабораторный анализ следов яда не обнаружил. Возможно также, что разложение цианида в тканях внутренних органов было ускорено высокой температурой при сжигании трупов. На долю Гитлера и Евы Браун досталось гораздо больше бензина, чем Геббельсу и его жене, поэтому в последнем случае следы отравления удалось обнаружить.
Существует еще одна версия, которая на первый взгляд представляется наиболее логичной. Исходит она от генерала Раттенхубера. По возрасту он старше остальных свидетелей, не подвергался «промыванию мозгов» в «гитлерюгенд», он — единственный из свидетелей, кто заявил, находясь в плену, об отречении от нацизма. Это исполнительный немецкий чиновник, служака, наряженный в эсэсовский генеральский мундир. Когда по приказу Гитлера ему пришлось командовать расстрелом генерала Фегеляйна, он вернулся в бункер в полуобморочном состоянии, с залитым слезами лицом. Он заслуживает доверия как свидетель, хотя, разумеется, не полного.
Обергруппенфюрер Раттенхубер свидетельствует: около 15.30 он пришел в приемную фюрера. Неожиданно из кабинета вышел его слуга Линге, бледный и весь в слезах. Он сказал: «Фюрер мертв!» — и с этими словами положил на стол пистолет Гитлера системы «Вальтер» со специальной отделкой, который Раттенхубер сразу опознал, так как видел его раньше.
Как вспоминает Раттенхубер, Линге сказал ему, что получил приказ от Гитлера, который не был уверен в мгновенном действии яда и боялся, что агония затянется: «После того как я войду в кабинет, вы подождете 10 минут, затем войдете и подождете еще десять минут, после чего выстрелите»…
Любопытно, что о жене фюрер не побеспокоился. Пистолетом Гитлера тут же завладел Аксман — он заявил, что прибережет его «до лучших времен». Какой оптимизм!
Кстати, вспомним, что на Нюрнбергском процессе свидетель Аксман говорил о револьвере, лежащем у ног мертвого фюрера (об этом пишет, ссылаясь на Гюнше, также Э. Кемпка [98]). Как это фронтовой офицер капитан Аксман спутал пистолет с револьвером, тем более что этот пистолет хранился у него и он обязан был предъявить его суду как вещественное доказательство?
