Коня своего, Грани, он накормил добрым овсом, оставил в стойле под крышей, а сам растянулся на жестком соломенном тюфяке, положенном на каменный пол в гостевых покоях. Утром же, оседлав Грани, он направил его в сторону невысоких гор.
Чужое королевство было ему ни к чему. Жениться на незнакомой деве он не стремился. Но взглянуть на нее, на родовой королевский замок был не прочь.
Горы оказались не так близки, как виделось это сначала. К полудню он достиг их. На каменистых осыпях росла жесткая белесая трава, редкие кусты вцеплялись корнями в землю.
Неожиданно на покатой вершине, под крепким, но искривленным ветрами дубом, он увидел лежащего юного витязя.
Сначала Зигфрид заметил двух хищных птиц. Одна сидела на дубе, другая, слетев с ветки, приземлилась под деревом. Когда Зигфрид приблизился, птица, забравшись на грудь лежащего юноши, прицелилась, чтобы клюнуть его в лицо. Он слышал, что птицы эти у павших в бою первым делом выклевывают глаза.
Зигфрид отогнал птицу копьем, и она, злобно крича, взлетела на дерево.
Он сошел с коня, еще не зная, что сделает дальше — или предаст погибшего молодого воина земле, или по каким-нибудь приметам станет искать его родственников, чтобы передать им тело.
Странно, но ни крови, ни следов боя Зигфрид не заметил. Доспехи юноши были целы. Он так и лежал — в шлеме, в латах, в боевых рукавицах. Рядом, ближе к дубу, был воткнут в землю меч с рукоятью, красиво отделанной драгоценными изумрудами. Здесь же валялось копье с длинным и толстым древком, которое могло принадлежать лишь человеку богатырской силы.
Зигфрид нагнулся над мертвым, и показалось ему, что юноша не убит, жив. Он дотронулся до его щеки. Щека была теплой.
— Проснись! Тебя едва не склевали птицы! — радостно воскликнул Зигфрид и рассмеялся.
Но юноша не шевелился.
Точным движением Бальмунга Зигфрид вскрыл на груди лежащего доспехи, снял с него шлем и замер в изумлении. Перед ним лежал вовсе не юный воин-муж, а дева. Длинные белые волосы спадали с ее головы.
«Да тут вся страна полна девами-воительницами!» — то ли подумал, то ли проговорил вслух Зигфрид.
Пояс, расшитый жемчугом и драгоценными каменьями, крепко охватывал ее тело. Зигфрид собрался было расслабить пояс, чтобы та, что лежала без чувств, могла вздохнуть свободно, но дева неожиданно встрепенулась и воскликнула грозно:
— Остановись! Если тебе дорога жизнь, не прикасайся ко мне и к моему поясу!
— Уже остановился. — Зигфриду были смешны ее угрозы. — Сначала я отгоняю от тебя птиц, которые собирались выклевать твои глаза, потом привожу тебя в чувство, — сказал он, улыбаясь, — ты же кричишь на меня, словно я презреннейший из рабов, а ты — королева здешней земли.
