Спустился под землю. И потом, уже сидя в вагоне, вдруг сильно загрустил. Напротив, стиснутый с двух сторон гастарбайтером в мятых джинсах и бледной девушкой-хипстером в оранжевой камилавке, маялся духотой юный хлопчик, одетый под клерка, румяный и на вид вполне довольный собой, – я смотрел, как он отворачивает лицо от потного гастарбайтера, манипулирует миниатюрным айподом, устраивается поудобнее, все у него было новенькое, и айпод, и портфельчик, и ремень на брючках, и ботинки. И грудь, судя по всему, была у него выбрита. Красивый парнишка, опрятный – и я этому парнишке позавидовал и грустил. Парнишка был молодой, а мне два месяца как исполнилось сорок лет, и лавка, из которой я сегодня решил уйти, была пятой или шестой лавкой, созданной мною с нуля.
Парнишке явно нравилась его жизнь. Мне тоже всегда нравилось то, что я делал. Я был доволен.
Никогда не имел дорогого кабриолета, или особняка, или, допустим, камердинера. Не сделал гениального изобретения. Не срывал оваций. Не дружил с гениями, олимпийскими чемпионами, лауреатами «Оскара» и нефтяными магнатами. Не спал со светскими львицами. И коммерческие затеи мои приносили иногда больше денег, иногда меньше – но ни разу не принесли настоящих, весомых, серьезных капиталов.
Все было скромно, некрасиво. Иногда даже уродливо. Поскольку русский бизнес от природы ублюдочен, весь перекошен, на один бок заваливается. Упала цена на нефть – и застонал бизнес. Застонал дальнобойщик, и содержатель фитнес-клуба, и издатель книг застонал, и аптекарь. И я тоже. А так не должно быть.
И тем не менее я всегда был доволен. 3
Было скромно, да. В экономклассе. Копеечные сделки. Мучительные дебаты о пересортице, складских остатках и налоговых декларациях. В центре – я. Лавочник. Как еще назвать? Мне не западло. Иногда я подсчитывал, на пальцах, и всякий раз у меня выходило, что благодаря моему презренному статусу незначительного купчика безбедно существовали полтора-два десятка человек в возрасте от шести месяцев до шестидесяти семи лет. Я пристраивал к работе всех своих друзей, всех, кто мне дорог, всех, кого подвела ко мне жизнь, – они расхаживали по улицам одного из самых дорогих городов мира с поднятой головой и полными карманами. Покупали своим женщинам тряпки, а детям – игрушки. Пили коньяк. Ловили взгляды завистников. Мне было наплевать на статус. Хотите лавочника – пусть будет лавочник.
Иногда мой родной язык слишком жесток к его носителям. Пусть будет «купчик» в «засиженной мухами конторе», пусть будет «затхлая атмосфера», пусть будут любые презрительные штампы, мне похуй. Я малоуспешен – но я ебал успех. Куда, зачем я должен успеть? Я никуда не спешил и никогда никуда не опоздал.
