Значит, отстаивая систему Станиславского, ее принципы, нельзя ни в коем случае возводить в догму отдельные ее тезисы и положения, начетнически повторяя формулировки и определения, как бы замечательны они сами по себе не были. Скорее необходимо проникнуться духом великого учения, его экспериментальной, творческой сутью. Система - это вектор основного направления психологического реализма в драматическом искусстве. Некоторые ее моменты, открытые Станиславским, имеют непреходящее значение (например, действительно, учение о сверхзадаче), но частности, тем более конкретные педагогические приемы, могут не только подвергаться пересмотру, но обязательно1, неизбежно обновляться. Так и сегодняшний взгляд на «метод физических действий» - последнюю, величайшую страницу творческого поиска гения, вероятно, должен несколько отличаться от того, как он воспринимался современниками - учениками, сподвижниками, свидетелями...
Вот мы и подступили вплотную к тому, что называется методом. Но и тут неожиданно оказывается, что никакой ясности нет. Мы почти механически повторяем: «метод физических действий», «метод действенного анализа», «этюдный метод», зачастую не давая себе труда разобраться в разнице этих понятий. При этом все три «метода» воспринимаются как нечто почти идентичное.
Помню, как-то много лет назад я на эту тему попытался завести разговор с покойным О.Я.Ремезом - серьезным и глубоким знатоком наследия К.С.Станиславского. Ремез ответил: «Да никакой, в сущности, разницы нет. Просто М.О.Кнебель вечно спорила с Топорковым и Кедровым по части понимания метода физических действий, и чтобы ее версию не путали с чужой, дала ей свое название - «метод действенного анализа». Я успокоился и надолго удовлетворился этой точкой зрения, выкинув проблему из головы. И только годы спустя, поработав рядом с А.А.Гончаровым, понаблюдав репетиции мастера, послушав вместе со студентами его лекции, я понял, как был неправ О.Я.Ремез и как я сам столько времени благополучно пребывал в заблуждении. Теперь я убежден: речь идет о трёх вполне самостоятельных элементах, вместе cоставляющих единый метод работы режиссера над пьесой [1].
Откуда же возникла путаница? - Думаю, одна из главных причин в том, что и Станиславский, и Кнебель в своих литературных трудах выступали прежде всего как педагоги. Станиславского волновали поиски путей освобождения артистов от штампов, он нащупывал средства, пробуждающие личностное присутствие артиста в роли. Мария Осиповна, волнуясь теми же проблемами, занималась преимущественно со студентами. Отрытый Станиславским прием - репетировать пьесу этюдно - стал превосходным ключом для решения этих (и многих других) задач. Отсюда и во всех отрывках Станиславского, посвященных методу физических действий, и в работе Кнебель («О действенном анализе пьесы и роли») огромное внимание уделяется этюду -новому способу ведения репетиции, интенсивно ускоряющему процесс и сводящему «застольный период» до минимума. Из-за этой-то приверженности обоих к этюдной работе и возник, на мой нынешний взгляд, мотив отождествления совершенно разных моментов метода.
