«Бывает», – хотел сказать Пестель, но вовремя сдержался.
Вошли в огромное фойе.
По коридорам телестудии бегало множество людей, и у всех было одинаковое, деловое, выражение лиц. Ведь даже в аэропорту есть праздно прогуливающиеся, а здесь таких не было.
К Пестелю подошел незнакомый человек с усами и в больших очках, дернув за рукав, спросил:
– Когда Саморяд придет?
– Он не придет. Он заболел.
– Как – заболел?
Человек отскочил и, как сумасшедший, начал названивать по мобильнику.
– Знакомый? – Леонида тянула Пестеля к лестнице.
– Да нет, – улыбнулся Пестель. – Странный какой-то… Я его впервые вижу.
Молча поднялись на второй этаж. Леонида шла сзади, дышала тяжело, как спортсмен после соревнований.
На площадке второго этажа, забитой курящими людьми, Леонида передала Пестеля второму администратору, которая носила имя более привычное – Варя.
В отличие от Леониды, Варя говорила без умолку:
– А вы первый раз на телевидении? Как интересно! Вы, главное, не волнуйтесь. Тут только не надо волноваться. Вы ведь не волнуетесь? И не надо. Гримировать мы вас не станем, правильно? Чтобы не волновать. А то, бывает, человек придет спокойный, а как его начнут гримировать – сразу разволнуется. А вот вы не волнуйтесь. Мы вас только припудрим прямо на месте – и все. Подумаешь: прямой эфир. Зато трое ведущих. Они вам помогут. Даже если кто-то один из них заволнуется, двое других помогут. Потом, там же Кротов. Знаете Кротова? Как не знаете? Не бывает так. Знаете, конечно, Кротова. А как же! Сережа – такая душка. Спокойный. Никогда не волнуется. Вообще, вы знаете главный закон телевидения: естественность. Понимаете? Вот вы же можете быть естественным? Можете. Я вижу. Ну, вот и будьте. Не дергайтесь, главное, и будьте самим собой.
Павел Иванович почувствовал, что его начинает колотить нервная дрожь.
Вошли в студию.
Вокруг студии – по периметру – стояли телевизоры. И в каждом – лицо Саморяда. Саморяд по-доброму улыбался и приветливо махал рукой. Сколько раз говорил ему Пестель: «Иван Петрович, не надо строить из себя простого, но великого. Что ты, как член Политбюро, честное слово?» Не послушался Иван Петрович, видимо, член Политбюро был приятный для него ориентир.
– Видите, вот ваш Саморяд, – не переставала щебетать Варя. – Правда, успокаивает? Правда?
Посредине студии стояло кресло, огромное, как трон.
Варя улыбнулась:
– Это ваше место. Правда, здорово?
– Да вы что, с ума сошли! – Пестель ощущал уже самый настоящий ужас. – Я тут должен торчать на виду у всех людей? Да вы что? Это абсолютно невозможно!
