Наташа и получала.
Часа в три ночи Жан поцеловал ее, сказал:
– Оставайся. Утром обсудим дела.
После чего отвернулся к стене и заснул, отвратительно захрапев.
То, что Жан помнил про дела, обнадеживало.
Наташа поняла, что выспаться тут не удастся, поднялась, оставила на столе свой номер телефона и отправилась домой.
Жан позвонил на следующий день, сказал несколько лирических слов, похвалил Наташу как женщину и попросил вечером, не откладывая, привезти свои материалы прямо в гостиницу.
Наташа поняла, что зовут ее вовсе не для того, что бы отдать материалы. Точнее, передача материалов – не главное. Было стыдно, но не долго. Французская газета… Гонорар… Да, и воспоминание о пальцах Жана тоже способствовало исчезновению стыда.
Правда, по дороге она честно пыталась ругать себя, страдать, даже каяться. Ничего не получалось. Более того, мысли рождались все какие-то бодрые и оптимистичные: мол, в конце концов, от нее не убудет, а если через Жана получится сделать карьеру на Западе, будет здорово, она разбогатеет, купит классный фотоаппарат и машину.
Второй раз было хуже: трезвой Наташе Жан уже вовсе не напоминал Портоса, она стеснялась этого толстого человека, у которого запах дорогого одеколона перебивался запахом пота. Но профессионализм и выносливость Жана победили.
Потом она приезжала к Жану еще пару раз, а потом Жан исчез.
Наташа сначала не могла поверить, что ее обдурили как абсолютную идиотку, – звонила Жану в гостиницу, подходила к нему на презентациях и спрашивала о судьбе своих материалов… В общем, вела себя как дура.
Жан радостно улыбался, целовал ее в щечку и исчезал.
Чем больше она убеждала себя: подумаешь, накололась, с кем не бывает, – тем отчетливей понимала, что Жан достоин страшной, кровавой мести.
Месть придумалась, когда она случайно наткнулась на фотографии Жана.
С этого момента она начала фотоохоту за французским журналистом. Снимала его всюду, он ее не замечал (или делал вид, что не замечает). Лишь однажды, когда она поймала Жана около его номера в обнимку с полуобнаженной девицей, Жан, улыбаясь, показал ей кулак.
В результате получился фоторепортаж о похождениях французского журналиста в Москве. Центральной была фотография, на которой толстый Жан лежал рядом с Наташей в постели, на свое лицо она наклеила белую полоску.
Она ходила с ним по разным изданиям. Реакция всюду была одинаковой: смотрели, улыбались, восхищались, но печатать отказывались, просили Наташу дать домашний телефон.
