– Почему? – удивился Саморяд. – Наоборот, такой хороший финальный кровавый аккорд.
– Неверно рассуждаешь, – возразило Окружение. – Не захочет же Кирилл, чтобы на твой счет шли деньги. Правильно? Вот так. О’кей. Если в начале ничего не происходит, ты появляешься в студии часа через два – на фоне собственных портретов, – говоришь, что буквально встал с постели. Потому как страсть захотелось лично поблагодарить всех тех, кто в наше традиционно непростое время не забыл про детей… Ля-ля… Ля-ля… Речь мы тебе на всякий случай приготовим. Получится хороший пиаровский ход.
– А это не опасно? – спросил Иван Петрович.
– Если почуем опасность – ты не появишься. Какие проблемы?
Иван Петрович походил по кабинету задумчиво, как бы заставляя себя смириться с ситуацией.
Затем сел – он снова был собранным и деловым – и сказал:
– Теперь смотрите. Если, предположим, за этим делом стоят те, кто хочет расшатать ситуацию, то им ведь все равно, кого именно в прямом эфире мочить, правильно? Если они вложили в это дело деньги, и, я думаю, не маленькие, значит, они будут стрелять в того представителя фонда, который придет вместо меня. Им эффект нужен. Общественный, как говорится, резонанс. Разумно?
Это было настолько разумно, что Окружение даже не стало отвечать – только кивало молча.
– Ну и кого вы предлагаете послать на амбразуру? – Иван Петрович внимательно оглядел собравшихся. Он точно знал: Окружение уже подобрало кандидата на амбразуру. Решение уже было принято. Ивану Петровичу было также совершенно очевидно, что этим человеком никогда не будет никто из Окружения: нет и не может быть такой ситуации, в которой Окружение согласилось бы сознательно рисковать жизнью тех, кто в него входит. Впрочем, и Окружению было совершенно ясно, что Иван Петрович все понимает. Но надо было делать задумчивые лица. Правила игры диктовали необходимость произнести слова:
– Как это ни прискорбно, но иного человека мы не видим… Да-да… Не видим… Риск, конечно, есть, но куда в нашем деле без риска?
Надо было повздыхать:
– С ним вся моя жизнь связана. Может быть, кто другой?
И в ответ надо было опять же вздохнуть:
– Понимаем тебя, Вань, но что же делать? К тому же в последнее время он стал хуже работать, халтурить… Но дело даже не в этом… Больше некого, Вань, ты ж понимаешь…
Короче говоря, надо было доиграть до конца.
И только после этого Иван Петрович мог сказать:
– Да, действительно, некого. – А потом подойти к селектору и произнести со вздохом: – Вызовите ко мне, пожалуйста, Павла Ивановича. И как можно скорей.
