Оба направились к ожидавшей их машине.
– Куда же вы, мальчики? – Наташа застегивала блузку. – А повеселиться? Вы же обещали…
Охранники ничего не ответили, сели в машину и умчались.
– Вы что, их знаете? – спросил Семен Львович, разыскивая в кустах Наташину сумку.
– Да так… – Наташа улыбнулась. – А вы откуда взялись, Семен Львович?
– Я же вам говорил, Наташенька, уже не раз: я всегда появляюсь, когда бываю нужен.
– Ну, тогда проводите меня до дома, кавалер. И пойдемте выпьем, если не возражаете. Мне это очень нужно.
На дне рождения, Наташа еще как-то держалась: редакция, народ, то да се, да и Цветков опять же. А домой пришла, выпила-то две рюмочки – и, пожалуйста, развезло.
Конечно, трезвого ума на то, чтобы не признаться Семену Львовичу в своем диагнозе, хватило. Но больше ума не хватило ни на что.
Наташа пьяно и невнятно плакалась на свою жизнь. Семен Львович слушал, попивая чай – от более крепких напитков отказался категорически.
Слушал молча. Смотрел по-доброму. Не утешал, не спорил. Разговор напоминал общение с доброжелательным магнитофоном: ты говоришь, он благосклонно записывает.
После четвертой рюмки у Наташи все слова закончились.
Они молчали.
Наташе ужасно хотелось Семена Львовича о чем-нибудь спросить, но у нее никак не получалось сформулировать вопрос.
Наконец она выдавила:
– Ну, и что вы об этом думаете?
– Проще всего было бы сказать вам, Наталья Александровна, что вам в жизни не хватает настоящей любви…
– Ой, не хватает, – согласилась Наташа.
– Но дело не в этом, – отрезал Семен Львович. – Хотя, конечно, когда у человека – любовь, все проблемы ему кажутся незначимыми. И все-таки дело не в этом. Я не очень хорошо понимаю, что с вами происходит, более того, мне кажется, что вы утаиваете от меня что-то самое главное, тревожащее вас более всего остального…
– Ой, утаиваю, – снова согласилась Наташа. – Но тут пытайте – не скажу.
Семен Львович не обратил на эти слова никакого внимания:
– Только кажется мне, что вам более всего не хватает в жизни, знаете чего? Ясности.
– Как? – не поняла Наташа.
– Ясности, – повторил Семен Львович. – Замечали? Человеку в лесу страшно, а в чистом поле – нет. Отчего такое происходит? От того, что человек себя на ясном просторе лучше чувствует. Мне кажется, вы заблудились, Наташа, в каком-то ужасно противном лесу и вам надо выходить на простор.
– Как выходить? Куда?
– Решительно. Как из лесу выходят? По тропинке. Нет тропинки? Хорошо. Ветки поломать, сквозь чащу продраться… Не получается? Не беда. Значит, надо найти кого-то более сильного, кто знает, как выйти. Или, например…
