Оно замолчало; ни звука не было слышно – лишь тяжелое дыхание лошади. Отец уставился на Чудовище, не в силах отвернуться; оно перестало созерцать зеленое поле и посмотрело на человека.
– Даю тебе месяц. Через четыре недели ты должен приехать сюда один или с дочерью. Ты легко найдешь мой замок – нужно только потеряться в окружающем его лесе и он сам тебя найдет. И не думай, что можно спрятаться от своей судьбы – если ты не вернешься через месяц, я сам приду и найду тебя!
Отец не смог ничего больше сказать; у него был месяц, чтобы попрощаться со всеми, кто был ему дорог. Он с трудом взобрался на лошадь, потому что рядом стояло Чудовище: животное очень нервничало и не могло стоять спокойно.
Как только Отец взял поводья, Чудовище вдруг подошло к нему.
– Возьми розу для Красавицы, и на этом пока простимся. Твой путь лежит туда, – оно указало на блестящие серебристые ворота. Отец и позабыл о цветке; он взял его в руку, сжавшись от прикосновения Чудовища; и как только он забрал розу, оно молвило:
– Не забудь о своем обещании!
И ударило лошадь по крупу. Животное метнулось вперед, заржав от ужаса, и галопом помчалось по полям, словно спасая собственную жизнь. Ворота резко распахнулись, когда всадник приблизился, и он проехал сквозь них, попав в густой заснеженный лес, едва ухитрившись успокоить бедное животное, чтобы оно пошло нормальным шагом.
– Я не помню остальной части пути, – продолжил Отец. – Снова пошел снег. Я держал поводья в одной руке, красную розу в другой. Не помню, чтобы останавливался, пока лошадь не дошла до деревьев, в просвете которых я узнал наш дом.
Отец замолчал, и, так как не мог смотреть на нас, он снова обратил свой взгляд на огонь. Тени от полыхающего пламени завертелись вокруг красной розы и казалось, что та кивает, подтверждая рассказ Отца. Мы все были потрясены, не понимая ничего, кроме того, что несчастье свалилось на нас – опять, словно тогда, когда дела в Городе были разрушены. Было невозможно представить, жизнь без наших денег, нашего дома, наших занятий; но эта весть ошеломляла и ужасала. Все было гораздо хуже, и мы только начинали понимать, что на кону стояла жизнь Отца.
Не помню, сколько продлилась тишина. Я уставилась на розу, такую молчаливую и безмятежную на полке камина, и услышала свой собственный голос, говорящий:
– Когда закончится этот месяц, Отец, я вернусь туда с тобой.
– О, нет, – выпалила Хоуп.
– Никто не поедет, – сказала Грейс.
