- Нет. Она может подписать только свою фамилию.
- Родители ее, надо полагать, люди простые?
- Ну, конечно!
- В слове Божием ее кто-нибудь наставлял?
- Сильно сомневаюсь.
Отец Александр сжал руки вместе и пристально посмотрел на меня:
- Так вот, дорогая Лидия Сергеевна, подумайте, сколько ступенек социальных и духовных между ней и вами... Она лежит где-то внизу этой сияющей лестницы, надо сказать, на земле, не боится даже Христовым именем спекулировать, а вы стоите на таких ступенях духовного развития, что можете читать епископа Игнатия. Как вы думаете, может баба Нина подняться до вас, заговорить вашим языком и поступать так, как надлежит интеллигентному человеку? Убежден, что нет. А вот вы со своих ступенек можете сойти в ее темноту и понять ее первобытное развитие. Но сойти, конечно, не для того, чтобы уподобиться ей, а чтобы лучше понять, пожалеть и не осудить. Короче говоря - я на стороне бабы Нины, а вам скажу одно: во всех неприятных столкновениях с людьми первым долгом ищите свою вину.
Я вышла от отца Александра с ощущением полученного подзатыльника.
Муж был в длительной командировке, и мне не хотелось возвращаться домой. Я бродила тихими переулками и, когда стемнело, вернулась к себе.
На кухне бабушка Селивановых мыла посуду.
- Ниночка-то наша заболела, - сообщила она. - Во всем теле нервные боли, слышите, как стонет? Да и как не болеть, если жизнь ее была тяжелейшая! - Бабушка вздохнула и покачала головой. - Родилась на барже, отец - бурлак, мать от родов померла, растила старшая сестренка. Кругом - пьянство, мат, драки. Ее ведь не Ниной зовут, это она сама себе имя придумала, она Степанида, и ее все Степкой звали. Когда выросла, со второй сестрой пошли к старшей жить, а та бардачок держала. Приходили мужчины, сестры с ними гуляли, а ночью своих кавалеров обворовывали. Потом один артельщик женился на Ниночке за ее красоту. Но что за жизнь была! Бил он ее всем, что под руку попадалось. Глаз вышиб, заметили! Она ведь подслеповатая. Два ребра сломал. Но она его любила без памяти и никому не жаловалась, фасон держала. Под конец он ее бросил, и пошла она с другими путаться. Но его до сих пор ждет, думает, что вернется, и каждое утро на него карты бросает.
Я ушла в свою комнату и, не зажигая огня, долго стояла у окна. Потом вынула из буфета банку с земляничным вареньем и пошла к Селивановым.
Баба Нина лежала укутанная ватным одеялом, лицо у нее было бледное, губы сжаты. Увидев меня, она отвернулась к стене.
