— Для сбора жемчуга знамения, конечно, самые благоприятные. Что до отродья акулы, не знаю, что это могло бы значить, — негромко признался Кейда, когда они вернулись под сень палатки с ее призрачным уединением.
— А это действительно важно? — у Дева неожиданно пробудилось любопытство.
— Оно чуть не всадило в меня зубы, — трезво заметил вождь.
То есть следует ли считать это знаком мне самому? Нужно будет порыться в библиотеке Чейзена Сарила, когда мы встретимся с Итрак в усадьбе. Я не особенно сведущ в акулах.
А следовало бы что-то знать, прежде чем любое суждение, какое ни провозгласит любой другой прорицатель с искренней верой или с намерением измены, не станет достоянием слухов.
Он бросил Деву ткань, которой вытирал руки:
— Завернешь в это. Ни к чему, чтобы чайки неслись над нами тучей.
— Что теперь? — Дев взял полотенце и тщательно запеленал детеныша акулы.
— Благие знамения — это хорошо, но как только разнесется весть, это привлечет каких-нибудь морских ястребов, которых одолеет охота поживиться, раз уж здесь обильный урожай жемчуга. — Кейда прикрыл глаза рукой, глядя в пролив, где ждал «Желтый Змей»: легкие лодочки бойко сновали, подвозя гребцам пищу и воду. — Все еще слишком много сброда шастает по водам Чейзенов, чтобы воцарился мир у меня на душе. Итрак не приобретет много зерна соллера, или конского волоса, или чего там еще, если какие-нибудь предприимчивые грабители захватят галеры, которые она пошлет за грузом жемчуга.
— Что будет дурным знамением, — заметил Дев.
— Именно, — коротко подтвердил Кейда, — так что, когда уронишь жемчужину-другую в каждую руку, которая нам здесь послужила, надо вернуться на «Желтый Змей» и велеть Хеси, чтобы вел судно к тем лодкам, которые мы оставили охранять морские пути. Остальное из этого ларчика разделишь между Хеси и старшим на триреме.
— Что означает еще большую задержку, прежде чем мы опять отплывем к западным островам, — со сдавленным недовольством пробормотал Дев.
— Мы должны вернуться в усадьбу к ночи Нового года, — Кейда поглядел на северянина зелеными глазами, холодными, как нефрит. — Хотя, если я сочту необходимым, мы повторим затем плавание по всему владению, просто чтобы убедиться, что все хорошо.
— Зачем? — не понял Дев. — Если я смогу точно сказать тебе, где находится каждая лодка, каждый островитянин. Дай мне только время, а дружественные они или нет — не важно. А тебе даже пальцем шевелить не надо.
— А как мы объясним, откуда у нас такие познания? И что ты станешь делать, если нас разоблачат? — Вождь поглядел на чародея с плохо скрываемым гневом. — Если откроется, что ты прибегаешь к волшебству, а я тебе потакаю? Думаешь, невелика беда, если мне перережут горло, дабы моя кровь могла смыть колдовскую скверну твоей, когда та впитается в землю? С тебя заживо сдерут кожу и вывернут ее наизнанку, чтобы ты поплатился за каждое прикосновение к алдабрешской земле! — В его голосе усилился напор. — Думаешь, Итрак хотя бы пальцем пошевелит, чтобы спасти любого из нас? Думаешь, она сможет? Народ Чейзенов не просто ненавидит волшебство, как в других владениях Архипелага, считая его гнусным насилием над естественным порядком вещей. Их страх и отвращение еще усилились после всех бедствий и смертей, которые принесли им захватчики со своими жестокими чародеями. День, когда откроется твой тайна, станет последним твоим днем.
