Марта Гуди поднялась со стула, держа спящего младенца одной рукой, и подошла к сидевшей у стола дочери. Свободной рукой пощупала ее лоб.
— Хм-м. Да у тебя, кажется, температура, дочка. Тебя не знобит?
Сюзанна положила нож и посмотрела на мать.
— Я здорова, — сказала она с досадой. — Просто мне надоело чистить картошку. Она такая мокрая и скользкая.
Марта Гуди отступила на шаг и внимательно оглядела дочку.
— Благодари Бога, что у нас есть картошка на обед, — сказала она мягко. — Твой отец надрывается на работе, Сюзанна. Грех жаловаться, если на столе что-нибудь стоит.
— Да, мама, — произнесла Сюзанна, прикрывая глаза.
В памяти всплыло лицо Эдварда. Его густые каштановые волосы. Его темные глаза.
«Где ты сейчас, Эдвард? — думала девушка, принимаясь за очередной клубень. — И чем занимаешься? Во всяком случае, не вспоминаешь обо мне. Наверное, думаешь о своей невесте. Пакуешь багаж, готовишься к поездке в Портсмут».
Сюзанна испустила долгий вздох и вонзила нож в картофелину.
— Доченька, ты в самом деле хорошо себя чувствуешь? — спросила мать.
— Да хорошо, хорошо, — пробормотала Сюзанна, не в силах прогнать мысли об Эдварде.
— Картошка подождет, — сказала мать, возвращаясь к своему стулу и бережно опуская ребенка себе на колени. — Сегодня чудесный день. Надень чепчик и иди погулять. Подыши свежим воздухом. Тебе нужно проветриться, дочка.
— Мне не хочется на воздух, — возразила Сюзанна.
«Ведь я могу встретить Эдварда, — подумала она, и сердце бешено заколотилось. — И что же тогда делать? Что ему сказать?»
Она почувствовала, что залилась густой краской.
«Я была невероятной дурой!»
Едва сдерживая подступившие слезы, Сюзанна поддела ножом новый клубень.
И тут дверь распахнулась без стука.
Сюзанна и ее мать вскрикнули от неожиданности, а в комнату уже вошли, недобро ухмыляясь, двое односельчан, обычно помогавших судье.
— Что?.. — начала было Марта Гуди, но голос сорвался.
Ребенок у нее на руках открыл глаза и испуганно уставился на мать. Незваные гости прошли на середину комнаты, давая дорогу Бенджамину Файеру.
— Моего мужа нет дома, — сказала Марта стражникам. — Наверное, он на площади.
Двое мужчин застыли посреди комнаты. Когда вошел Бенджамин Файер, на их лицах появилось почтение. Черные башмаки судьи тяжело стучали по половицам, а лицо казалось красным пятном на фоне высокой черной шляпы.
— Ничего не понимаю, — произнесла женщина с тревогой в голосе.
Ребенок завозился, готовясь заплакать. Марта Гуди сильнее прижала его к груди.
