Незнакомец пристально вгляделся в нее.
— Что я могу ответить тебе, женщина? Ты жаждешь любви, но принимаешь за любовь физиологическую активность, которая в лучшем случае длится несколько четвертей часа. Ты хочешь мужчину, который был бы одновременно богом и смертным. И поэтому в твоей жизни неудач больше, чем камней на дороге. Ты просыпаешься в скомканных простынях, но твоя душа скомкана еще больше.
Девица была никакая: ни хорошенькая, ни дурнушка. Несмотря на макияж, она казалась безликой. Нахмурившись, она уставилась на незнакомца воспаленным, встревоженным взглядом.
— Откуда ты все это знаешь? — крикнула она. — Ты что, ясновидец?
Он выдержал ее взгляд.
— Ты продала бы душу дьяволу, думая, что он на нее польстится, — ответил незнакомец спокойно. — Но кладовые дьявола ломятся от таких душ, как твоя.
Толпа, поскольку это уже стало настоящей толпой, засмеялась. Не каждый ведь день получаешь бесплатное развлечение, тем более такое. Похлеще любого реалити-шоу! Этот проповедник, или кто он там еще, — просто умора.
— Ты за гроши продала свою душу прохвостам.
— Каким прохвостам?
Он махнул рукой.
— Тем, что торгуют дурацкими картинками, — ответил он наконец. — Картинками вечной молодости и счастья в баночке.
На сей раз толпа отозвалась взрывом хохота. Вокруг оратора теснилось человек сто.
— И что же мне делать?
К ним приближались полицейские, тяжелым, твердым шагом людей, отвечающих за поддержание порядка.
— Перестать верить, что можно купить свою жизнь.
— Но делать-то что?
— Эй, вы там, расходитесь! — рявкнул один из полицейских.
Оратор смерил его снисходительным и усталым взглядом.
— Жан-Пьер… у тебя ведь ребенок болен муковисцидозом? — бросил он.
Полицейский остолбенел.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Вчера в больнице тебе сказали, что, к несчастью, ему осталось недолго.
Полицейский напрягся.
— Ты что, в больнице работаешь?
Толпа уставилась на обоих.
— Нет, я не работаю в больнице. Подумай о Господе, Жан-Пьер, и твой ребенок выздоровеет. В тот же самый миг, точно тебе говорю.
Воцарилась необычная для вокзала Сен-Лазар тишина, нарушаемая лишь скрипом чемоданных колесиков да гудками, доносившимися с улицы.
— Жан-Пьер, — сказал полицейскому напарник, — не позволяй себя дурачить, он же пустобрех. Этот гад подает тебе ложные надежды. Давай вышвырнем его.
— Погоди-ка, а откуда он знает мое имя?
— Жан-Пьер, ты человеческое существо, живущее только по милости Господа. Ты ведь был трудным подростком, верно?
