— Чего мы там выпили, — обидчиво протянул Богачев. — С Нечипоренко разве выпьешь? Если только сам будешь за всю гулянку платить.
Склонив голову набок, Шорохов прищурился:
— Погоди, ты же эту ночь со свояком гулял. Богачев залился смехом:
— Леонтий! Туда, где мы были, любого пускают. Хоть черта, хоть ангела. Были бы гроши!
— И кто еще?
— Скажу, скажу… Нечипоренко.
— Это я слышал.
— Варенцов.
— Фотий?
— Да-с… Они самые… Фотий-с Фомич Варенцов! Снизошли-с, — он сотрясался от хохота. — Хлюст еще один был. Ручку протянет, головку наклонит: «Мануков-с Николай Николаевич! Мы с вами где-то встречались..» Сроду я его рожи не видел… Фокусы на картах показывал.
— Та-ак… И сколько ты просадил?
— Только фокусы.
— Дурачили они тебя, Евграф. И фокусник, и свояк.
— Свояка не трожь. Почетный казак! Командир корпуса, его превосходительство генерал Мамонтов с ним за руку здоровался.
— Смотри ты как! Свояк твой прочим-то урюпинцам нос утер!
— Это не в Урюпинской было, в Филоново. После смотра генералы там собрались.
Шорохов отошел к окну. Не хотелось, чтобы Богачев сейчас видел выражение его лица. Казалось, оно может выдать. Филоново — железнодорожная станция уже далеко за Царицыном. Но важнее другое: до Урюпинской от нее всего полсотни верст. Туда, значит, окружным путем, через Великокняжескую, и ушел вагон Сидорина. В нем подводили итоги смотра. Выдумать, чтобы так все сплеталось, Богачев не мог. Не хватило б ума.
— Нечипоренко тебя в гости зовет, — раздалось за его спиной.
Он обернулся. Богачев сонно склонил на грудь голову.
— И когда?
— А?.. Днем сегодня, как базар начнет утихать.
— Зачем?
— Кто его знает.
Шорохов подошел к Богачеву, взял за плечи:
— Не спи! Он тебе что-нибудь намекал?
Богачев не отозвался. Вправду заснул? Притворялся ли? Впрочем, какое это имело значение!..
• • •
Леонтий Артамонович Шорохов с необыкновенной яркостью помнил тот осенний день минувшего года, когда после десяти лет отлучки он возвратился в этот родной и такой дорогой ему город с полынным запахом ветра на улицах, летним зноем, тенистыми акациями крошечного общедоступного сада.
Как он тогда всему радовался! И переулку, в котором стоял родительский дом, — узкому прогалу между стенками сложенных из желто-серого плитняка заборов, и беленым мазанкам, и деревцам в глубине крошечных двориков. Это здесь он когда-то бегал мальчишкой. Босота, бесштанник. И сюда теперь подкатил на фаэтоне с перепончатым верхом.
Пока извозчик выгружал чемоданы, Шорохов поигрывал лаковой тросточкой, из-под низко надвинутого на лоб котелка снисходительно посматривал по сторонам.
