Для Горшкова все увиденное могло означать только одно: в данное время агент предполагает за собой слежку и снял опознавательный знак, чтобы предупредить связного. Тем спасал его.
И Горшков, естественно, не произнес пароля, однако незаметно последовал за этим человеком до самого дома, куда наконец тот вошел. Присев на другой стороне улицы на лавочку возле чьих-то ворот, Горшков дождался прихода в тот же дом двух пожилых купцов, а затем налета мародеров и появления последнего из их четверки. Все было правильно. Приезжие ночевали здесь.
Он даже вознамерился просидеть на этой лавочке до утра. В городе ему идти было ни к кому нельзя. Тем более не мог он возвратиться на свою собственную квартиру. В такую же тихую улицу конные патрули наверняка не заедут. Ну а какие-то возможности для контакта с агентом это могло открыть.
Вероятно, все так и вышло бы, но в одном из офицеров, сопровождавших купца, возвратившегося последним, он узнал бывшего сотрудника штаба Южного фронта, с которым прежде неоднократно общался по службе, человека ничтожного, а теперь, очевидно, изменника. Проходя мимо лавочки, где Горшков примостился, этот бывший сотрудник приостановился, вглядываясь.
Потому-то, едва он скрылся в доме, Горшков поскорее поковылял к базару, чтобы под видом ходока из какой-либо неурожайной губернии переночевать между возами. По Козлову таких хлебоискателей бродило немало.
Да, так он и сделал. Ну и ранним утром увидел, что экипажи с его купцами в сопровождении десятка верховых промчались мимо базара. У каждого из верховых перед седлом лежал мешок с добром, за некоторыми из них шли лошади под вьюками. Говорить это могло лишь об одном: купцы покидают Козлов насовсем, и, значит, поручение Кальнина выполнить Горшков не сумел.
К этому времени его раненая нога распухла, стала сильно болеть. Оставалось опять добраться до какой-либо родни за пределами города. Отлежаться. Потом идти дальше. Он прикинул: самое лучшее — попасть в село Таробеево, к тетке, но ради этого надо отпрыгать на костылях пятнадцать верст! По силам ли ему сейчас такое?
Больше всего хотелось возвратиться домой, в свою холостяцкую комнату на Мясницкой улице, свалиться на койку, положить рядом с подушкой наган. Будь потом, что будет. Дешево он свою жизнь не отдаст. Но — Кальнин. Как он узнает, что за разведсводкой нужно посылать нового связного? И не в Козлов, нет! Кто сообщит, наконец, что агент предполагает за собой такую активную слежку, что снял опознавательный знак? Сигнал тревоги! Он тоже не дойдет по назначению. А в конце концов, ради чего он, Горшков, остался в Козлове, тут теперь пропадает?..
