— Вчера была на кладбище и ужаснулась, какой на могиле Милы плохонький памятник.
— Придет время — заменим, — сказала мама. Она унаследовала сбережения покойной дочери, которые хранились в банке, но снять их со счета, согласно действующему закону, могла лишь по истечении шести месяцев со дня смерти вкладчицы. У нас была договоренность, что хороший памятник на Милочкиной могилке мы обязательно поставим, когда мама сможет воспользоваться ее накоплениями, на что она сейчас и намекнула Галине.
— Как долго ей придется, бедненькой, ждать!.. — Галина имела в виду не кого-то из живых, а умершую Милу.
— Недолго ведь осталось, всего два месяца, — вмешалась в разговор Лида. — Мила скончалась в апреле, а сейчас уже август.
— Все равно долго! — чуть ли не со слезами на глазах продолжала Галка разыгрывать нас, строить из себя чувствительную, заботливую сестру.
— Что же ты предлагаешь? — разозлившись, решила я прекратить этот затянувшийся спектакль.
— Сброситься нам надо по полсотни, — продолжая вдохновенно врать, выложила наконец Галина то, что держала за пазухой. — Вы даете мне эти деньги, я добавляю свои и вмиг все организую по высшему разряду….
"Ничего себе загнула! — подумала я. — 50 рублей! Это же половина зарплаты рядового инженера и учителя" (Напоминаю: происходило это еще до перестройки, и деньги были совсем другие). 50 рублей — это больше, чем мамино пенсионное пособие и почти столько, сколько платили мне за выслугу лет. Что же получится, если я отдам Галине столько, сколько она просит, на памятник умершей, который ее все равно ведь не оживит? Что я буду делать? Голодать? Нет уж, увольте. "Я возьму эти деньги, и все организую по высшему разряду". Можно себе представить, что она "организует". Соберет с нас в общей сложности 150 рублей, израсходует по назначению ничтожную часть этой суммы, а остальное — положит в свой карман. Аферистка!
С каким наслаждением высказала бы я в глаза старшей сестре то, что о ней думаю. Но делать этого, по известной уже причине, было нельзя, и я и на этот раз сдержалась. И стала, подбирая выражения, растолковывать обманщице, почему мы с мамой не можем принять то, что она предлагает. Мама слушала меня молча, стало быть, согласилась со мной. А когда я закончила, младшая сестра у старшей испуганно спросила:
— Пятьдесят рублей? Зачем такой дорогой памятник? — и добавила уже уверенно. — Родя мне не разрешит.
Мама, наверное, догадалась, что старшая дочь собиралась просто-напросто ее обжулить. А Лида, как мне кажется, приняла предложение Галины за чистую монету, но вспомнив наказ Родиона не вступать ни в какие финансовые сделки со старшей сестрой, с самой старшей сестрой, не пошла у нее на поводу. Галка отправилась восвояси несолоно хлебавши. Но на этом не успокоилась. О том, что она позднее придумала, еще какую свинью подложила маме, будет сказано позднее.
