Бабка. (сварливо) Шутки твои не пристают.
Выталкивает деда из комнаты.
Мама. (задумчиво-сердито) Вот она, живодерка. До сих пор, как лошадь, здоровая. Я никогда не забуду, как в страду скрутило у меня живот… Не могу шевельнуться. Иди работай. Сейчас до родов и после — декрет. А тогда… Не земля — лед мерзлый, иди копай. Издевались старшие над младшими. Много мук мы хлебнули. Ходила в калошах: один мой, другой мужеский. А глаза у свекра не спереди были, а сзади… Вот теперь и его бабка скрутила. Но и ей же от снохи влетает, когда сына Кольки дома нет…
Отец. (останавливая маму) Кто над родителями смеется, над тем дети потом смеятся будут…
Один дедушка не сердился на меня, когда я с ним спорила. Может, потому, что прекрасно понимал: если я учусь в советском ВУЗе, притом хорошо учусь, то и должна спорить с теми, кто не признает советской власти. Чтобы я была с ними заодно, меня не надо было посылать учиться. А коли уж послали, то нечего и сетовать, что мыслю я не так, как они. Скорее всего именно так он рассуждал. И принимал меня такой, какой я была. Поговорить со мной, послушать меня тогда было все равно, что полистать институтские учебники. А книжками интересовался он всегда. До последнего своего вздоха. Кроме тог, ему не могло не льстить, что я, его родная внучка, оказалась такой хваткой в науках. Это ведь обозначало, что и сын его, мой отец, и сам он не дураки. Мною, моими успехами можно было гордиться перед чужими людьми. А это ведь очень даже приятно. Безусловно, в душе он посмеивался над моими книжными, далекими от жизни, как он ее понимал, познаниями, над моей доверчивостью и наивностью, но внешне этого не проявлял. Ведь это значило бы смеяться над молодостью. А разве молодость смешна? Ей можно только позавидовать.
Словом, дедушка выделял меня из всех своих внучек и любил. Я также его любила, несмотря на то, что по глупости считала своим идейным противником. Я еще не забыла, как он нянчил меня в детстве. Заберусь, бывало, к нему на кровать и горланю вместе с ним его любимую песню:
У меня под окном
А на сердце моем
расцветает сирень,
пробудилась любовь,
расцветают душистые розы.
Пробудились прекрасные грезы…
У дедушки были колючие усы, колючая шея. Был он в такие минуты немного навеселе, стало быть, и пахло от него спиртным, неприятно, но ни то, ни другое не отвращало меня от него. Я очень крепко обнимала его своими голенькими ручонками и прижималась к его лицу щекой. Кроме дедушки, насколько помню, ни к кому из родных не ласкалась я в детстве. Возможно, потому, что, кроме него, никто меня особо и не поважал…
