— Так скажите, товарищ Русанова, считаете ли вы сочинения ваших учеников антисоветскими? — задал ей вопрос секретарь, когда она кончила.
— Нет, не считаю. Это критика недостатков.
— А какие недостатки вы находите в сочинениях?
Юлия помолчала. Честно говоря, она видела в сочинениях лишь один изъян: работы были малограмотными. Но ей чертовски надоели уже эти разговоры, обсуждения и даже с этими людьми, которые глядели на нее дружески, ей не хотелось откровенничать.
— В сочинениях никто не писал о наших достижениях… — придержала она рвущуюся помимо ее воли откровенность, — но…
— Что — но? — подбодрил ее секретарь. — "Говорите, мол, не запирайтесь. Здесь все свои."
— У кого что болит, тот о том и говорит…
Откровенность прорвалась, и все улыбнулись одобрительно и будто даже облегченно.
В душе у Юлии опять колыхнулась волна благодарности, и она уже почти восхищалась этими смелыми, честными людьми, какими они ей казались. Ей и в голову не приходило, что это их бесстрашие объясняется, возможно, лишь только тем, что в данный исторический момент оно не было сопряжено с опасностью, что это всего-навсего недорого стоящая храбрость чиновников, почувствовавших либерализм своего начальника…
На следующий вопрос секретаря обкома, который осведомился, как она теперь смотрит на то, что в свое время на комсомольской конференции возмущалась низкой зарплатой учителя, Юлия, уловив в голосе его адвокатские нотки, ответила:
— Конечно, я сгоряча переборщила, когда сказала, что если б жила одна, то мне не хватило бы моих семисот рублей в месяц. Но я в том права, что за семьсот рублей учитель обязан работать по 17 часов в сутки. (Конечно, добросовестный учитель), а это… — Юлии хотелось сказать "эксплуатация", все это поняли, улыбнулись поощрительно. Кто-то ее выручил, подсказав:
— Несправедливо?
— Да, очень несправедливо!
— И об этом давно уже говорят в правительстве, — добавил секретарь.
— Да, и меня поражает, — продолжила Юлия, пожимая плечами, почему вверху можно судить об этом, а внизу нет, воспринимается, как крамола? — Юлия вновь метнула дерзкий взгляд в лицо Савчука.
Он огрызнулся:
— Постойте! А как понимать установку, данную вами ученикам перед сочинением: "Никаких громких фраз, никаких "ура"?"
— Да, это мои слова. Но они значат: пишите и о хорошем, но приводите примеры. Никаких абстракций.
Вопросов Юлии больше не задали, и она села, положив перед собой несколько листов писчей бумаги, приготовившись записывать все, что будут говорить другие. Карандаш подрагивал в ее руке.
