— Я вам предоставляю это право, если данных не хватает разобраться в новом!
— Оскорбление! Дерзость. Непризнание авторитета старших, нежелание учиться у стажистов! Отрицание трудов ученых-методистов! Мы вас научим, как надо работать!.. Придете вечером на бюро райкома комсомола.
Листочек копировальной бумаги на столе шелестел, приподнимался, как на ветру, и наконец слетел на пол, к ногам Юлии.
Она наступила на него и вышла из кабинета.
***
… Другой кабинет. Стол, покрытый красным сукном.
Юлия смотрит на это сукно. Смотрит как бы сквозь сукно и ничего не видит. Только слышит голоса. Опять склоняют ее фамилию. Но голоса теперь другие. Не возмущенные, а удивленные, недоумевающие. И осторожные. Они как бы подбираются к этой фамилии: Ру-са-но-ва. Щупают, трогают, перебирают буквы. Ищут ключик к этому простому, на первый взгляд, слову.
Русанова. В городе живет с рождения. Комсомолка с 14 лет. Общественница. В школе, где училась, была известна каждому. Учителя ее именем пугали нарушителей дисциплины из ребят: погодите, мол, вот вызовет вас на учком Русанова… Когда она проходила по коридору в школе, мальчишки переставали баловаться и выстраивались вдоль стен, вытянув руки по швам… Институт закончила блестяще. Работает. Правда, дерзит администрации. Но это поправимо. А вот другое непонятно.
Юлии непонятно, зачем ее сюда вызвали? Чего они от нее хотят?
Кто-то спросил:
— Скажите, вам мало семисот рублей, которые вы получаете?
— Мне? Нет… Не мало, — ответил как будто кто-то другой
вместо нее.
— Так в чем же дело?
Красное сукно. Как жаль, что на нем столько чернильных пятен. Эту скатерть надо бы сменить. Почему никто не догадается этого сделать? На красной скатерти не должно быть пятен…
А на столе, уже отпечатанное, ее персональное дело. Как это странно. Что я такое сделала?..
— Почему вы говорите, что учителей эксплуатируют?
Фиолетовые пятна сливаются, расплываются, расширяются…
"Боже, как скучно! Чего им от меня надо? Разбирают какую-то Русанову. Неужели это я?"
***
Ожила она, когда в местной газете напечатали ее "Березку". Напечатали во второй раз, с нотами. Музыку написал также местный композитор. Музыка Любовицкого. Слова Русановой. Она читала свое стихотворение и поражалась. Неужели это я сочинила? Удивление на сей раз было радостное. Да, я. Русанова — это я! И мне не надо этого стыдиться. Не надо прятать глаза от людей. Я ничего, ничего плохого не сделала. И я живая, живая! Вот она я!
