А с трибуны съезда звучали слова:
— …чтобы наука в России, оставаясь общечеловеческой, в то же время была… русской. Это то самое… чего должна желать всякая страна, чувствующая свое национальное достоинство.
Была еще одна мимолетная встреча, которая почти не оставила следа в памяти Миклухо-Маклая. А жаль!
Желая ознакомиться с лекцией Богданова «О задачах краниологии», он очутился во дворе Московского университета. Здесь он совершенно случайно столкнулся нос к носу с молодым ученым Дмитрием Николаевичем Анучиным.
Миклухо-Маклай представился и спросил, где разыскать зоолога Ошанина.
Незаметно молодые люди разговорились. Анучия смотрел на Миклухо-Маклая восхищенными глазами.
— Вы моложе меня, а успели так много сделать! — воскликнул он.
Оказалось, что Анучин еще задолго до приезда Николая Миклухи в Германию целое лето жил в Гейдельберге, где близко сошелся с братьями Ковалевскими, Бородиным и Воейковым.
За границу его направил известный врач Сергей Боткин, так как у Анучин а появились первые признаки заболевания легких. Анучин побывал в Италии, в Швейцарии, во Франции.
— Боткин — домашний врач русской науки, — пошутил Миклухо-Маклай. — Кстати, о вас много хорошего говорил Анатолий Петрович Богданов.
— Он наш учитель и друг. Я ведь решил посвятить себя антропологии и этнографии. Но в теперешней России людям, занимающимся подобными непонятными науками, живется несладко. Вот уже третий год после окончания университета я не могу найти работу, перебиваюсь с хлеба на квас. Вам хорошо — у вас за плечами экспедиции в экзотические страны, коллекции, труды. А я засел на мели.
«Оказывается, даже мне можно позавидовать!..» — усмехнулся про себя Маклай.
И он в самом деле почувствовал превосходство над этим молодым человеком, ищущим, где приложить свои силы. Да, черт побери! Каждый человек — кузнец собственного счастья. Он даже впал в некоторую откровенность и поведал Анучину, по сути первому встречному, самое заветное:
— В Петербурге я сидеть не собираюсь. Меня влечет на острова Тихого океана: Скажем, Японское море или Новая Гвинея, папуасы и альфуры… или Австралия.
— А как вы рассчитываете туда попасть?
— О, это не так сложно, как кажется. Любое военное судно к вашим услугам.
— Да, я завидую вам… — тихо проговорил Анучин. — Вы человек необыкновенной энергии и, конечно же, всего добьетесь. От вас пахнет свежим соленым ветром.
Задержись еще на несколько минут, Миклухо-Маклай, не спеши выпустить руку этого человека с такой грустной и иронической улыбкой… Это твой самый преданный друг! Он будет верен тебе до последнего мгновения своей жизни. Только благодаря его самоотверженности, бескорыстию твое научное наследие не будет навсегда похоронено в пыльных архивах. Анучин намного переживет тебя. Он прославит свое имя во многих областях: и как антрополог и этнограф, и как археолог, и как зоолог, и как выдающийся географ, и как замечательный общественный деятель. Он создаст самобытную русскую географическую школу, из которой выйдет много талантливых исследователей. Это он начнет еще при жизни Миклухо-Маклая читать первый в России курс антропологии. Его назовут «великим самобытным ученым». Это он впервые докажет, что прадед Пушкина по матери — Абрам Ганнибал был вовсе не негром, как принято было думать и как считал сам Пушкин, а абиссинцем.
