Брыська встает выгибает спину, изображая дромадера и ложиться на другой бок.
Мне, собственно, остается только установить: имеется ли связь между господином Волобуевым из «ТетраТеха» и наездом на брата. Неплохо, конечно получить сведения о том, кому, в самом деле, принадлежит шикарная белая иномарка. Но вряд ли Лидочка теперь поделится со мной этим секретом. Стоит завтра показаться в магазине и снова побеседовать с миленькой продавщицей. Если она по фотографии признает в G500 новое приобретение «крыши», то можно будет констатировать связь между Лидочкой и мафией. Это открытие, несмотря на свою огромную научную ценность, нисколько не облегчит мою будущую жизнь. Вероятно, только усложнит. Вернее, укоротит. К чему я вовсе не стремлюсь.
Выкладываю котлеты на тарелку, принюхиваюсь к волшебному аромату грибной подливки. Настроение резко улучшается. В конце концов, на сытый желудок и умирать приятнее. А на сколько приятнее жить — уже и говорить не стоит.
За окном раздается басовитый лай травмированного мной кавказца. Выглядываю во двор. В сумерках, едва различимая Вера Игнатьевна ведет призрак собаки. У кавказца видны только перемотанные белыми бинтами лапы. Лирическая картинка: «Лапы в ночи». Вдруг яркий свет фар вырывает из темноты и Веру Игнатьевну и ее кавказского сожителя. Машина останавливается рядом с нашим крыльцом. Номер я, естественно не вижу, но на сто десять процентов уверен: гости пожаловали ко мне. Осточертевшую Toyota Sprinter я, кажется, опознаю даже по днищу, не то, что по крыше.
* * *
Брыська возмущен той поспешностью, с которой я покидаю кухню. Я просто слышу, как он ворчит: «Опять сорвался куда-то, на ночь глядя. Не пожрал толком, не отдохнул, кота не погладил. И, кстати туалет у меня не убрал. Что, теперь прикажешь всю ночь терпеть?»
Но мне вступать в дискуссию некогда. Дверь подъезда захлопывается одновременно с дверью моей квартиры. Тихо, на цыпочках поднимаюсь на четвертый этаж. Народ снизу движется решительной походкой, дружно, в едином порыве как на первомайской демонстрации. Не хватает только лозунгов, транспарантов и призывов по всесоюзному радио и центральному телевидению. Вытягиваю шею, пытаясь сквозь перила разглядеть, что там твориться подо мной. Но обзор отвратительный. Мне снова подсунули вместо партера галерку. И так всю жизнь…
У моих дверей демонстранты притормаживают. Точнее притормаживает часть колонны. Два человека поднимаются на площадку между третьим и четвертым этажами. Я едва успеваю отскочить к стенке. Навязчивость этих людей становится просто неприличной. Через день приходят в гости и каждый раз без приглашения. Меня это начинает раздражать.
