Чаще всего это происходило в одном из особняков на Воробьевском шоссе. Как правило, там собиралась «рабочая группа» по подготовке какого-либо важного документа, например, ежегодного послания президента. В конце рабочего дня мы вознаграждали себя небольшим застольем. После нескольких рюмок водки человек становится откровеннее и разговорчивее. Да и, попросту говоря, надоедало все время держать себя за язык. Тогда мы придумывали для себя «мифические» имена. Кто-то из нас становился начальником охраны президента Коржаковым, кто-то тогдашним комендантом Кремля Барсуковым, другой — Борисом Николаевичем, еще кто-то Старовойтовым (начальником ФАПСИ — Федерального агентства правительственной связи и информации), Баранниковым или Ериным, возглавлявшими в те времена соответственно Федеральную службу безопасности и Министерство внутренних дел. От их имени произносились забавные тосты, давались шутливые оценки, выносились политические суждения. Хохот при этом стоял неимоверный. Можно себе представить, как путались сотрудники, которым потом приходилось расшифровывать запись такого застолья.
Словом, учитывая акустическую прозрачность кремлевского пространства, скрыть замысел книги о президенте было невозможно, а главное, не нужно. Поэтому при разговоре с Борисом Николаевичем я сказал прямо: буду писать. Сказал, что это будет прямая, честная книга и что я не позволю себе никакой бестактности по отношению к президенту.
Поверил ли он мне? Пройдя по долгим коридорам власти, особенно в эпоху, когда за лишнее слово, за слишком откровенный взгляд можно было поплатиться карьерой, президент настолько привык владеть собой, что понять что-либо по выражению его лица крайне трудно. Это обстоятельство, особенно для людей мало знающих президента, всегда затрудняет разговор с ним: невозможно уловить его реакцию. Думаю, что эту непроницаемость президент напускал на себя не случайно. Это была форма защиты от тех ловких собеседников, которые готовы менять суждение в зависимости от движения бровей высокого лица.
Во всяком случае, никакого восторга Борис Николаевич мне по поводу задуманной книги не высказал. Но и не сказал ничего такого, что затруднило бы работу над ней. Позднее выяснилось, что для сдержанности у него были некоторые основания. Опять же позднее мне стало понятней странное поведение А. В. Коржакова и М. И. Барсукова на прощальной вечеринке в Кремле, которую я устроил в своем кабинете для сотрудников пресс-службы и группы помощников президента. Они пришли вместе уже ближе к концу. Несмотря на некоторые трения, а иногда и серьезные расхождения в оценках по поводу того, как нужно работать с прессой, и с тем, и с другим у меня были в целом хорошие отношения. Я думаю, что ни у того, ни у другого не было поводов сомневаться в моей лояльности к Борису Николаевичу. А это для них главное. Тем более меня удивила какая-то скованность и неестественность их поведения. Они стояли в стороне, не смешиваясь с многочисленной компанией. При первой же возможности они отозвали меня в сторону и зачем-то оповестили о том, что пришли «с разрешения президента».
