О писателях-самоучках | страница 22
Крестьянин:
"Посылая вам все мои произведения, покорнейше прошу вас сказать... сказать, положа руку на сердце: какие дефекты имеются в моих произведениях и стоит ли вообще продолжать мне это дело."
Швея:
"Будьте беспощадны."
Рабочий:
"Не постеснитесь сказать правду, как бы она ни была печальна для меня.
Я знаю, что писательство дело святое, я люблю и уважаю литературу, и если что не так - не бойтесь сказать прямо."
Это - преобладающий тон.
Не могу сказать, чтобы люди интеллигентных профессий держались его, и не скажу, чтобы многие из них понимали, что литература - воистину "святое дело".
Вот характерная выдержка из письма курсистки:
"Никакого писательского зуда у меня нет, написала я скуки ради, но вижу, что вышло недурно, во всяком случае значительно лучше многого, что теперь печатают в журналах."
Вот офицер:
"Я понимаю в литературе не меньше вашего и рекомендовать мне читать Тургенева, Лесковых да Чеховых и других нигилистов вы не имеете права."
Студент:
"Совершенно не согласен с вашей оценкой моей повести, вы ее просто не поняли. Вы бы почитали Гюйо "Искусство", - без этой книги мое произведение трудно понять, я писал его для натур исключительных."
Вот образчик того, чем он думал угостить читателя:
"За полночь ночи. На дворе - мороз.
При тихой тишине скрипят шаги вдали; - кто там идет на белом - черный, как кошмар ребенка, тяжелый и немой, как пьяный сон или моя тоска?
Я в комнате сижу один и жду тебя - не ты ли это, не тебя ли души моей палящим оком вдали, сквозь стену дома я вижу, о, Раиса?"
Чиновник:
"Терпеливо читайте до 28-ой главы. До этой главы покажется старо и шаблонно. От 28 же вы увидите нечто новое, оригинальное. Самая суть в конце, а до 28-ой главы - это ступени лестницы."
Студент:
"В журналы не пройдешь без протекции или не надев на себя хомута партийности; я обращался в два, но бонзы, сидящие там, столько же понимают в искусстве, как я в китайской грамоте или в стихоплетениях В.Иванова."
Такие выходки очень часты, и нередко начинающий писатель из так называемой "культурной среды" производит очень тяжёлое впечатление, - не столько своей развязностью, сколько полным незнанием русской литературы.
Было бы однако несправедливо умолчать о том, что и среди "писателей из народа" встречаются люди крайне развязные, наянливые и - что всего хуже люди, спекулирующие на плохую память тех, к кому они посылают переписанные ими чужие произведения, выдавая их за свои.