Я всё же наведался в положенный срок на оговорённое место, видел даже того мальчишку, спасённого мною, что сейчас беззаботно бросал в воду камни и непрестанно оглядывался по сторонам, вероятно ожидая моего появления. Более того, к этому времени я уже определённо точно знал, кем именно он мне приходится, хотя я до сих пор так и не узнал его имени. А приходился он ни много, ни мало, как моим братом по матери. Её и того широкоплечего дядьки сыном. Я понял это ещё тогда, когда не успев толком обсохнуть, пробирался обратно к нашему с Травкой дому. Таким образом, река, что несколько лет назад должна была принять по воле нашей матери старшего из её сыновей, то есть меня, не получив обещанную жертву, попробовала заполучить её самостоятельно спустя годы, путём взятия сына младшего. Если бы не моя быстрая реакция и не менее доброе сердце, опять-таки моё собственное, то она могла лишиться и второго сына.
Мой брат! Как это звучит….
Мы почти ровесники, разница в возрасте не более двух лет. Мы могли ведь расти с ним бок о бок, играть вместе, рыбачить, ночевать в лесу у костра. Мы могли быть не только братьями, но и друзьями. Почему же мир так несправедлив ко мне?!
У него есть всё. Мать, отец, семья, возможно ещё и меньшие. У него есть крепкий дом, наверное, даже кошка и собака. Как же обойтись без них в деревенском доме?
А что есть у меня? Бабка Травка, старая Кошка, и проветриваемая всеми ветрами избушка. То есть почти ничего…. Хотя, с другой стороны, разве этого так уж и мало?
И всё же, ведь всё то, что было у него, могло быть и моим. Почему же так? Почему он, а не я там? Почему я, а не он здесь? Что нас разделяет? Только какие-то жалкие два года жизни.
Мне вдруг стало противно разглядывать его неестественно чистую и новую одежду, ухоженные, коротко-остриженные светлые волосы, добротно собранный детский лук, что лежал рядом на траве.
А у меня никогда не будет лука, ТАКОГО лука не будет. Лишь только латанная-перелатанная рубаха и такие же порты, перешитые из старых бабкиных юбок, неухоженные длинные волосы, что теперь приходилось завязывать в хвост. Вот, пожалуй, и всё, что я имел. И никакого тебе лука!
Ну, и пусть! Не нужен мне никакой лук. Зато у меня будет меч. Да я его хоть завтра вырежу, если только захочу, ну, и если смогу, конечно. Но единственным существом, которого у меня уже никогда не будет, тем, кого мне никто и никогда не сможет заменить, была мама.
Неожиданно рассердившись на свою мать, за то, что она некогда меня так бесчеловечно бросила, на своего брата, что сидел теперь весь такой красивый из себя на берегу, на Травку, которая не утопила меня, когда у неё была такая возможность, и на себя самого за то, что так внезапно раскис, я повернулся и бросился прочь. Прочь от этой реки, от этой деревни, от этого парнишки на зелёной траве и, прежде всего, от себя самого.
