Ужас изобразился на лице Марфы Ивановны; крепко ухватив детей за руки, она остановилась у входа в лазейку, трепеща и колеблясь… Ее колебания, конечно, тотчас отозвались и на детях.
— Мама, я боюсь! — шепнул ей Миша, прижимаясь к ней и приклоняя голову на ее руку.
— И мне страшно… Там такая темнота! — проговорила Танюша.
В это мгновение до их слуха еще раз резко и явственно долетели неистовые крики от входных дверей собора… За криками последовали такие удары в дверь, от которых гул пошел по всему собору…
— Не медли, государыня! Не то возьму детей по воле и приказу господина и ждать тебя не стану! — решительно проговорил Сенька, хватая Мишу за руку. — Мне этот путь знаком…
Марфа Ивановна не решалась ему противиться. Она первая вступила в лазейку и протянула руки детям. Минуту спустя и она, и дети исчезли во мраке глубокой щели, а Сенька, ступив на первую ступень потайного хода, стал осторожно придвигать аналой к стене, насколько это было возможно, затем притворил плотно икону, писанную на толстой дубовой двери, прикрывавшей лазейку, заложил дверь крюком изнутри и последовал за Марфой Ивановной и ее детьми, уже спускавшимися ощупью по узкой и скользкой каменной лестнице.
— Постой-ка, государыня! Дай мне вздуть свечку, все не так жутко деткам будет! — сказал Сенька, протискиваясь вперед Марфы Ивановны.
Звякнуло кресало о кремень, посыпались искры в темноте, затлелся красною искоркою трут, который Сенька стал раздувать, причем среди тьмы на мгновенье обрисовалось его лицо и борода, охваченные пятном красноватого света. Вот вспыхнула желтым пламенем одна свечка, потом другая и третья, которые Сенька раздал своим спутникам, а сам зажег лучину, вероятно припасенную заранее, и у всех сразу как будто отлегло от сердца.
Осветились низкие, сырые своды лазейки, поросшие зеленью и белою плесенью, блиставшие каплями влаги, холодными струями стекавшей по обеим стенам, невдалеке обозначился и конец лестницы, с которой инокиня Марфа с детьми спускались с таким трудом, предосторожностями и опасением.
Лестница оканчивалась там, где фундамент стенной кладки, сложенный из громадных камней, упирался в материк, сухой и песчаный.
Тут ход значительно расширялся, и два человека могли по нему идти рядом, не особенно стесняя друг друга, и дышалось здесь легче, и воздух был теплее и Суше… На известных расстояниях от стены хода, то по правую, то по левую руку шли узкие «слухи» до самой поверхности земли, и сквозь них проникал местами чуть заметный, еле брезживший луч света… Но самому ходу, который изворачивался то вправо, то влево, казалось, и конца не было!
