И здесь была дополнительная опасность неожиданного насилия, потому что это был район, где жили кхампа, а наиболее ценным имуществом кхампа, как я уже говорил, была их винтовка. Здесь кхампа прослышали, что китайцы собираются потребовать, чтобы всё оружие было сдано. Но я знал кхампа, и мне не нужно было и говорить, что кхампа никогда не отдаст свою винтовку: сначала он ее использует.
Здесь также приходили люди, десятками тысяч, выказать свое почтение ко мне. И когда я приветствовал их, я говорил им, что счастлив чувствовать их патриотический настрой. Я говорил, что были ошибки, которые допускали тибетские чиновники тибетского правительства в прошлом, и что это была одна из причин, почему теперь приходится страдать, выносить тяготы вторжения. Здесь, сказал я, обязанность всех тибетцев - не терять единства, и затем, когда Подготовительный комитет начнет действовать, Чамдо снова станет неотъемлемой частью нашей страны.
Мое путешествие по приграничным областям напомнило мне два из моих наблюдений в Китае. Одно весьма печальное, а другое - дающее последний луч надежды. Первое впечатление было от китайских монастырей. Во всех отдаленных частях Китая я видел, что храмы и монастыри находятся в запустении и почти не населены, даже те из них, которые имели большое историческое прошлое. Несколько монахов, остающихся в них, были стары и жили в такой атмосфере подозрений, что только очень немногие осмеливались прийти в храмы помолиться или сделать подношение. Я не обнаружил большой учености у монахов, хотя мне говорили, что во Внутренней Монголии все еще есть ученые ламы. Действительно, когда я был в Пекине, несколько сотен людей прибыли из Внутренней Монголии просить моего благословения, но вообще и там молодежь отговаривали идти в монастыри, а религиозные организации были настолько эффективно пронизаны коммунистами, что даже они использовались для распространения политической пропаганды.
Китайское правительство утверждало, что их народ имеет религиозную свободу. Но было очевидно, что для религиозных организаций не планируется никакого будущего. Им предназначалось умереть с голоду и кануть в вечность.
Такова была судьба, которая, как я мог видеть, нациста над тибетскими монахами и монастырями, уже находящимися в руках китайцев. Но другое мое наблюдение давало мне надежду, что это все можно предотвратить. Я увидел замечательное подтверждение тому, что тибетцы, как старые, так и молодые, были слишком стабильны в своем характере и вере, чтобы стать легкой добычей для китайской пропаганды.
