Сам он находился под строгой охраной и был подвергнут почти непрерывному курсу коммунистической пропаганды, пока наконец китайцы не объяснили ему, что они намеревались захватить весь Тибет, который, по их мнению, являлся частью Китая, и установить там коммунистическую власть. Затем они попытались вынудить его отправиться в Лхасу в качестве своего эмиссара, с тем чтобы убедить меня и мое правительство согласиться на их руководство. Они пообещали сделать его губернатором Тибета, если ему это удастся. Конечно же, он отказался делать что-либо в этом роде. Но в конце концов он понял, что его жизни угрожала бы опасность, если бы он продолжал отказываться. Также он подумал, что обязан предупредить меня о китайских планах. Поэтому он сделал вид, что согласился, и это позволило ему ускользнуть от китайского наблюдения и достичь Лхасы, предупредив меня в деталях об опасностях, которые нас ожидали.
К этому времени Кашаг предпринял шаги для того, чтобы поставить наш вопрос перед Организацией Объединенных Наций. Пока мы ожидали, когда он будет рассмотрен, мне казалось, что первая из моих обязанностей состояла в том, чтобы следовать совету индийского правительства и попытаться достичь договоренности с китайцами до того, как они принесут еще больше вреда. Поэтому я написал китайскому правительству и передал это письмо через командующего армией, оккупировавшей Чамдо. Я писал, что во время моего детства отношения между нашими странами обострились. Но теперь, когда я принял в свои руки полную ответственность, я искренне хочу восстановить дружбу, существовавшую в прошлом. Я просил их вернуть тибетцев, которые были захвачены армией, и вывести войска из той части Тибета, которая была оккупирована.
Примерно в это же время Кашаг снова созвал Национальную ассамблею, чтобы оценить общественное мнение относительно угрозы, которая предстала перед нами. Один из результатов сессии Ассамблеи казался мне неприемлемым. Члены Ассамблеи решили, что китайские армии могут продвинуться к Лхасе и захватить ее в любой момент, и приняли решение просить меня оставить столицу и переехать в город Ятунг вблизи индийской границы, где мне не угрожала бы личная опасность.
Я совершенно не хотел этого делать, я хотел оставаться там, где был, и делать все, что в моих силах, для помощи народу. Но Кашаг тоже обратился ко мне с просьбой выехать, и в конце концов я вынужден был сдаться.
Этот конфликт повторялся достаточно часто, как я еще расскажу. Будучи молодым и здоровым юношей, я инстинктивно хотел разделить все опасности, которым подвергался мой народ. Но для тибетцев личность Далай Ламы чрезвычайно драгоценна, и при появлении опасности я должен был позволить народу позаботиться обо мне - пусть и в большей степени, чем я сам бы о себе позаботился.
