Рейнхарт, младший из конников, с криком «Медхен! Постойте!» — припустился за ней. Старший сопровождающий, Эварт, предпочел быстрой скачке трусцу.
Наконец Ранегунда придержала коня, позволив тому перейти на легкую рысь.
— Прошу прощения, — сказала она подскакавшему Рейнхарту, — это было не очень разумно. — Глаза ее сузились. — Но я для тебя не барышня, а командир.
— Превосходная гонка, — откликнулся Рейнхарт, похлопывая по шее свою гнедую кобылу и полностью игнорируя сделанный ему выговор. — Хорошо иногда почувствовать на лице ветерок!
Справа от них простиралось Балтийское море, более беспокойное, чем час назад.
Ранегунда указала на горизонт.
— Там собирается дождь.
— А урожай еще на полях, — с философским спокойствием заметил Рейнхарт.
— Завтра с утра на уборку выйдем и мы. Будем трудиться бок о бок с селянами, чтобы хоть что-то спасти. Иначе хлеба нам хватит только до Рождества, а потом придет голод.
— Кое-кто может и отказаться, — с неудовольствием пробормотал Рейнхарт. — Нигде не сказано, что воины должны работать как простые крестьяне.
— Но и голодать воинам не положено, а это непременно случится, если они предпочтут сидеть сложа руки, — отрезала Ранегунда. — Не надо большого ума, чтобы сообразить, в каком положении мы оказались. Уже сейчас у нас зерна меньше, чем надо бы, и если недостачу хоть как-нибудь не восполнить, то… — Она еще раз посмотрела на море. — Идет шторм, и достаточно скверный.
— Да ну? — усомнился Рейнхарт. — Бури придут через месяц, не раньше.
— Раньше, — ответила Ранегунда. — Все приметы о том говорят. — «В том числе и боль в моей правой ноге, — добавила она мысленно. — Рана указывает на близкую непогоду безошибочнее всех вместе взятых примет». — Мы должны быть готовы.
— К чему? — обозленно выкрикнул Рейнхарт, ощутивший внезапное раздражение, подоплекой которого был страх, в чем он не хотел себе признаваться. — Что мы сможем, если рожь все еще на корню, как и половина пшеницы? Не могу не заметить, что вы в последнее время весьма странно ведете себя.
— Я герефа, — пояснила она тоном, не допускающим возражений. — И повторяю: мы будем трудиться, как самые презренные рабы, если хотим дотянуть до весны.
Рейнхарту очень хотелось ответить гордячке какой-нибудь колкостью, но Эварт, у которого были свои представления об учтивости, уже нагонял их, и молодой человек ограничился тем, что сказал:
— Не знаю, сумеем ли мы добраться до крепости засветло.
— Мы можем пришпорить коней, — откликнулся Эварт.
