Эта реакция была типичной для Шолохова. Он сразу вникал в ту или иную проблему, остро чувствовал ситуацию, когда человеку приходится делать сложный выбор, считал, что и в литературе нельзя допускать упрощений.
Не мог обойти стороной писатель и Норвежское студенческое общество. Поворчав немного по поводу непривычной обстановки: студенты сидели за кофейными столиками и курили, он, тем не менее, признал, что ему нравится непринужденная атмосфера встречи. Лекция о советской литературе и раскрываемых в ней темах прошла успешно, настал черед вопросов и ответов.
Молодой человек на приличном русском языке спросил, в чем разница между социалистическим реализмом, который является основой литературного творчества в Советском Союзе, и критическим реализмом, которого придерживаются радикально настроенные западные писатели. В вопросе содержалась основа для возможной политической полемики. Но Шолохов ответил моментально, не раздумывая: «Не надо путать п… с м….». Экскурс писателя в неисчерпаемые глубины русского языка поставил переводчика-студента в тупик. Он минут пять путано объяснял, что Шолохов имел, очевидно, в виду нетождественность обоих понятий.
Норвежцам импонировал грубоватый стиль Шолохова, его крестьянская прямота. Узнав, что он страстный рыбак, хозяева организовали для него посещение фабрики по производству рыболовных снастей. После тщательного осмотра богатой продукции Михаил Александрович сказал мне: «Попроси их отложить вон те коробочки. В них рыболовные крючки. Таких у нас дома нет. Пусть завернут их, мы расплатимся и пора ехать». Я замялся: приобретать что-либо на фабрике было не очень-то принято. Для этого есть магазины. Но директор фабрики, к моему удивлению, не моргнув глазом, предложил преподнести крючки в подарок советскому гостю. Шолохов заупирался, настаивая на оплате.
«Знаете, — ответил директор, — для нас большая честь, что всемирно известный писатель собирается пользоваться нашими снастями. Просто не может быть лучшей рекламы. Не только Хемингуэй, но и Шолохов предпочитает ловить рыбу на норвежские крючки». Следует заметить, что в норвежских газетах Шолохова частенько называли «русским Хемингуэем». «Большое спасибо, — вежливо ответил Шолохов директору. — Но в рекламе не ставьте меня на одну доску с Хемингуэем. Он — великий писатель и, как и я, страстный рыбак, но мы очень разные».
В свободное время чаще всего Шолохова сопровождал я. Конечно, я свозил писателя в известный Фрогнер-парк, украшенный скульптурными композициями Густава Вигеланна. Стоял солнечный летний день. Парк утопал в цветах. Множество клумб и кустарники великолепно сочетались со скульптурами.
