*
После услышанного Марк вынужден был остаться. Каким-то странно-зловещим образом они поменялись ролями. Теперь Джеймс успокаивал его. Он надеется, что Марк понимает: все это — ложь. Джеймс, конечно, не стал бы сохранять пленки, если бы записанное на них было правдой и он действительно виноват. Шантаж начался в ноябре, по два или три звонка в день с обвинениями в самых тяжких нравственных преступлениях. В последнее время звонки участились. Порой телефон звонил всю ночь напролет, и Джеймс практически не смыкал глаз.
Последнее, несомненно, было правдой. Даже несмотря на то, что звонок был приглушен закрытой дверью в библиотеку, а телефоны в других комнатах отключены, Марк никак не мог уснуть в напряженном ожидании отдаленного дребезжания. И всякий раз, когда оно действительно раздавалось, Марк чувствовал облегчение. Он говорил себе, что теперь у него есть по крайней мере еще час до следующего звонка и можно хоть немного отдохнуть, но вместо этого опять пускался в запутанные логические сопоставления. Если все то, что записано на пленке, неправда, почему тогда так напутан Джеймс? Почему он сразу не рассказал обо всем? И как — да и почему? — он с такой покорностью выносит подобный шантаж?
По запаху трубочного табака Марк понимал, что Джеймс не спит. Он порывался встать и побеседовать с ним, однако мысли путались, и Марк понимал, что ничего хорошего из такого обсуждения не выйдет. Спустя некоторое время другой вопрос начал мучить Марка с не меньшей силой: каким образом чувствуется запах табака, если комната Джеймса в другом конце дома? Любопытство заставило Марка встать и подойти к окну, верхняя створка которого была открыта. Он обнаружил с удивлением, что старик, закутавшись в теплое пальто, сидит на той самой террасе, где умерла Алиса.
Рождественским утром Джеймс ни словом не упомянул о своем ночном бдении. Напротив, он постарался привести себя в порядок, приняв ванну, побрившись и переодевшись в чистую одежду, так, словно пытался тем самым убедить Марка, что всю ночь проспал крепким и здоровым сном. Полковник как будто признал справедливость замечаний Марка, что способность — или неспособность — заботиться о себе служит объективным свидетельством психического здоровья или нездоровья. Он не стал возражать, когда Марк настоял на прослушивании записей. Соглашаясь, Джеймс заметил, что он и сохранял их специально для того, чтобы Марк мог их прослушать, и тут же напомнил: мол, все, что он услышит, — сплошная ложь.
