— Должно быть, ты испытываешь странные чувства, вернувшись сюда,— сказала Сара после паузы.— Ты рад, что приехал в Бариан?
— Мне приятно снова увидеть Джона,— произнес он наконец.— Мы когда-то разошлись в разные стороны. Я удивился, когда он позвонил и сказал, что хочет восстановить дружеские отношения... Ты ведь знала о нашей ссоре?
— Да,— без колебаний солгала она.— Джон говорил мне.
— Говорил? Да, наверно.
Он лениво поиграл обложкой книги.
— Узнав, что он возвращается в Бариан, я, честно говоря, удивился. Удивился настолько сильно, что не устоял, когда мне представился такой шанс, перед соблазном приехать сюда; мне захотелось понять, почему он вернулся в Бариан.
«Супер» книги был слегка надорван; Макс задумчиво оторвал от него маленький кусочек в форме треугольника.
— Я не знал, что Мэриджон живет здесь.
— Джон очень хотел повидаться с ней до отъезда в Канаду.
— Да,— согласился Алекзандер.— Ты права.
— Джон мне все рассказал.
Он бросил на Сару пристальный взгляд.
— О чем?
— О нем и о Мэриджон.
— Я не знал,— произнес Алекзандер,— что тут есть о чем рассказывать.
— Ну...— она внезапно растерялась; Сара не сразу нашла нужные слова.— Он сказал, что был очень дружен с ней, они провели вместе часть детства.
— О, понимаю. Он зевнул.
— Да, они очень дружили.
Саре на мгновение показалось, что он больше ничего не скажет, о вдруг Макс произнес:
— Что ты думаешь о Мэриджон?
— Я...
— София ненавидела ее; об этом тебе Джон тоже говорил? Это, правда, не имело большого значения, Джон был готов поклоняться земле, по которой ходила София: она везде чувствовала себя как дома. Могла говорить и делать все, что угодно. Приятное положение для женщины, верно? К несчастью, София не понимала, как ей повезло: она злоупотребляла своим статусом до того дня, когда она обнаружила, что от неге ничего не осталось, а любящий муж превратился в чужого ей человека.
Он сделал затяжку и посмотрел на воду, разбивающуюся о скалы в нескольких метрах от неге и с шипением откатывающуюся назад.
— Джон наверняка говорил тебе об этом.
Волны снова набежали на гальку, забурлили возле скал.
— Я жалел Софию,— сказал через не которое время Алекзандер.— Думаю, я был единственный человеком, испытывавшим к ней жалость. Мэриджон презирала ее; Джон ехал к ней абсолютно равнодушен; Майкл, этот добропорядочный гражданин, столп общества, всегда смотрел свысока на сексапильную иностранку с кошачьей моралью! Но я жалел ее. Ты знаешь, все кончилось плохо. Она не понимала причин подобного отношения к ней, не знала, что ей делать. Да и что она могла поделать? Внешних поводов для бунта не было. Она не застала Джона в постели с другой женщиной. Он не хлестал Софию плетью дважды в день. Не было ничего осязаемого, никаких реальных поводов для недовольства, ничего такого, что позволяет сказать: «Это уже чересчур! Немедленно прекрати!» Она внезапно обнаружила, что любящему мужу нет до нее дела; она не понимала, как это произошло.
