Берлинская шифровка уточнила его предположение и облегчила ему в известной степени выполнение плана операции, которую он задумал провести в отношении раненого кацетника-люксембуржца.
Примерно на третий день после прибытия Кройцера в Пенемюнде Берлин, наконец, ответил на его запрос: Луи Бенуа действительно проживал до своего ареста в маленьком местечке Мату, приблизительно в четырех-пяти километрах от столицы княжества. У Бенуа были еще живы мать и сестра шестнадцати лет. Опрошенные соседи рассказали, что Луи был единственным сыном вдовы старого почтового служащего, которая души не чаяла в своем сыне. Об их взаимной нежности и исключительном отношении друг к другу говорили во всей округе как о примере образцовой и добродетельной семьи. Через подставных лиц, говорилось далее в шифровке, направленной Кройцеру из Берлина, СД вошла в контакт с матерью Луи. Безмерно тосковавшей по пропавшему без вести сыну женщине сообщили, что Луи Бенуа «жив, здоров, но его возвращение задержалось по непредвиденным служебным обстоятельствам».
Матери Луи намекнули, что она во многом могла бы ускорить возвращение сына на родину, если бы повлияла на Луи в том смысле, чтобы он проявил больше рвения в той работе, которая была его профессией, — в радиотехнике.
Старушке подсказали, что она могла бы повлиять на прилежание сына в пользу рейха, сообщив о слабости своего здоровья, о трудностях в доме и о том, что нужно помочь его младшей сестренке.
Наконец, берлинская депеша информировала Кройцера — в ближайшее время он получит, возможно, письмо, адресованное матерью Луи ее сыну по адресу, проставленному на конверте в Берлине.
Сделав несколько пометок в своем блокноте, Кройцер перечеркнул почти все вопросительные знаки, поставленные им против выписок из досье «Пенемюнде». Невыясненным оставалось лишь одно обстоятельство, а именно — исчезновение второго кацетника, переодевшегося в форму убитого солдата СС. Никакие самые тщательные и энергичные меры, предпринятые Кройцером на полигоне, не дали пока ощутимых результатов. Казалось, что второй кацетник растворился в песках прибрежных дюн.
Поручив фон Борзигу продолжать поиск, Кройцер стал проводить большую часть суток, запершись в своем номере. На все вопросы посетителей отеля, желавших видеть «господина хаупт-штурмфюрера», портье отвечал невразумительным поднятием широких плеч, с которых, казалось, только вчера был сброшен кожаный гестаповский плащ.
Подходил к концу жесткий срок, отведенный Кройцером врачам на «приведение в годное для допросов состояние» раненого люксембуржца. Луи Бенуа уже мог сидеть на койке, облокотившись на заботливо подложенные медсестрой подушки. Он чувствовал, как силы возвращаются в его молодой организм. Сознательно отгоняя от себя тревожный вопрос, чем вызвано столь необычно гуманное отношение к нему, кацетнику, со стороны гитлеровцев, аккуратно глотал таблетки, терпеливо сносил чередовавшиеся друг за другом уколы и усердно налегал на еду, которая сейчас казалась по сравнению с лагерным рационом пищей богов. Не заглядывая в завтрашний день, знал: предстоят тяжелые, быть может, смертельные испытания. Гитлеровцы ничего не делают зря. Быть может, послезавтра он увидит оборотную сторону медали их подозрительного «добросердечного» отношения к нему, раненному осколками британской бомбы кацетнику. А для этой встречи ему нужно встать на ноги! Он, как боксер, брошенный нокаутом на пол ринга, хотел встретить новую атаку во весь рост. И потому целеустремленно помогал врагам «ремонтировать свою коробку», как про себя он шутливо называл свое искромсанное осколками тело.
