…И гогот злобного базара,
И горожанок робкий страх -
О, Божья и людская кара!
О, человек! О, пыль! О, прах!
Арт слушал так, как будто это последняя хорошая песня в его жизни. Чтобы вывести его их этого состояния, она наступила ему на ногу.
— В первый раз слышу такую аранжировку, — сказал он, когда песня закончилась, и взмокшая Нелли Данич смущенно поклонилась посетителям.
— Могу поспорить, что ты знаешь и поэта и композитора.
— Давид Самойлов и Сергей Никитин, — пожал плечами Арт.
— Если красные уволят тебя из армии, ты сможешь преподавать советскую литературу, — она взялась за шоколадный десерт.
— Вряд ли они захотят, чтобы я преподавал ту их литературу, которую знаю. Тебе понравилась песня?
— Очень… Что ты брал с собой в Непал? В смысле — книгу?
— «Звездный билет» Василия Аксенова.
— Советский?
— Да.
— Странно… — Тамара нарушила ложечкой причудливую постройку из шоколадного суфле: — Ты — против Общей Судьбы, а читаешь советских писателей и все понимаешь. А для меня советские книги все равно что про марсиан — а я за Общую Судьбу.
— Именно поэтому и за, — он вздохнул. — Послушай, политика — гиблая тема. Давай оставим ее.
— Почему? — пожала плечами Тамара. — Согласно ритуалу, мы должны о чем-то говорить. Почему бы не о политике.
— Потому что сегодня есть о чем поговорить, — он открыл мускат. — Я должен тебе кое-что сказать.
«Ду-дух»! — трепыхнулось сердце. Сукин сын, он собирается сам сказать ей то, что ему, видите ли, не хочется от нее выслушивать…
«Если сначала нальет в мою рюмку, значит, собирается бросить», — решила она.
Верещагин, выполняя все застольно-этикетные действия автоматически, налил себе примерно со столовую ложку, потом — наполнил ее рюмку, и лишь после этого — свою.
Как-то враз его ироническая улыбочка куда-то исчезла. Лицо стало серьезным и, кажется, даже немного печальным. Из-под стола появилась изящная коробочка, обтянутая синим бархатом. Арт нажал на кнопочку, крышечка отскочила, явив взору Тамары два золотых кольца, уютно поместившихся рядом, в мягких бархатных гнездышках.
Дешевая сценка из дамского романа. Ах ты ж господи…
Она закрыла крышечку и подтолкнула бархатный гробик к Верещагину.
— Это не имеет смысла, Арт. Я видела, чем кончают армейские семьи. Давай (пора, наконец-то!)… Давай расстанемся сейчас, пока мы еще не совсем очертели друг другу…
Арт, не пряча коробочки, откинулся на спинку кресла, глядя вверх, словно спрашивая кого-то: «Ну, ты видел такое?». Потом он занял исходную позицию и тихо спросил:
