– Узнала, видишь, – сказала довольная Галка. – Кровь свою почуяла, верно…
Я подошел к дочери. Странные чувства переполняли меня, горло перехватило, я протянул руки к Светке и прокашлялся.
– Не кашляй на нее, – сказала Галка. – Доченька, это папа…
Дочка, потянулась ко мне, и я взял ее на руки, теплый кусочек плоти от плоти моей…
В тот рад я провел дома месяца полтора. Каждый день мы гуляли со Светкой в сквере, дома я рассказывал ей морские байки и пел курсантские песни.
Галка пошла на работу, она переменилась, стала добрее, но и строже одновременно. Все свободное время возилась со Светкой, я предлагал жене оставить работу, но она слушать об этом не хотела, добилась дочке места в яслях и после моего ухода в море должна была носить Светку туда.
А пока роль няньки отвели мне, и, кажется, роль эта для капитана Волкова вполне подходила.
Я даже недоумевал, глядя со стороны на собственное рвение.
Гуляя с дочкой, я часто размышлял о величайшем таинстве природы, именуемом «материнством». Нет на свете понятия более благородного, чем понятие Мать. Мне всегда казалось, что женщина, ожидающая ребенка, причисляется природой к избранным, святым, что ли… Когда Галка носила нашу дочь, я наблюдал за женой, смотрел в ее потемневшие, затуманенные глаза, будто видевшие нечто такое, что никогда не доступно мужчинам. Иногда ее губы трогала загадочная улыбка, словно она вспоминала одной ей известную истину, значительную и необыденную.
Мне никогда не приходилось прежде задумываться, над существом отцовского чувства. И увидев впервые Светку, я с особой болью вновь ощутил детские годы, прожитые без отца… Когда окончилась война и в город стали возвращаться фронтовики, я часами бродил по станционному перрону, украдкой всматриваясь в лица солдат, увешанных орденами и медалями. Я искал среди них отца, хотя и знал, что его давно нет в живых. Я ждал чуда. Пусть письмо, которое написал нам Мирончук, пожелтевший от времени листок с полустертыми строчками, пусть оно рассказало нам правду. А вдруг… Во время войны дети рано взрослеют, и я знал, что раздавленные танками люди не воскресают. И все-таки едва ли не каждый день я уходил на железнодорожную станцию и ждал, ждал, ждал…
Теперь вот я и сам отец. Я носил свою дочь на руках, и мне хотелось перенестись через годы, оказаться на миг в обличье так рано погибшего отца и его сердцем почувствовать то, что испытывал он, когда держал на руках меня.
Когда я вспомнил об этом обо всем, мне подумалось вдруг, что вот ради Галки я не покинул моря. Но, может быть, я смог бы сделать это ради детей?..
