Цунами ударила в поселок на острове и, отступив, унесла его в океан. А мы устояли, и потом вокруг «Пищевой индустрии» плавали бочки со спиртом из разбитого склада и люди. И мы вылавливали бочки со спиртом, чтобы оттирать тех, кого удалось спасти.
Потом я часто ломал голову над тем, что произошло перед катастрофой, задумывался над поведением нашего капитана и надеялся приобрести способность чувствовать приближение чего-то большого. Большого счастья, беды, катастрофы и радости… И когда сам занял место капитана на мостике корабля, то решил, что такое качество приобрел: удача всегда сопутствовала мне, и я был уверен, что приближение опасности сумею распознать.
Незадолго до катастрофы на меня свалились несчастья, правда, все они случились на берегу, и мне не приходило в голову, что, может быть, все это – предостережение большой беды в море.
Как бы то ни было, я не предугадал опасность вовремя. Сверхъестественных способностей, как у кэпа «Пищевой индустрии», у меня не проявилось, и, выслушав приговор областного суда, я отправился отбывать отмеренное мне наказание.
…Исправительно-трудовая колония наша была на общем режиме и разделялась на отряды.
Во главе отряда стоял офицер – начальник, у нас им был Игнатий Кузьмич Загладин. Человек пожилой, не вредный, в отряде его даже любили, на свой, конечно, лад.
На вид Загладин был щуплый, но силой бог его не обидел. Железный мужик, сам видал его в деле. А брал больше словом. И любил приговаривать:
– Вольному – воля, заключенному – пай…
Пайка была не ахти, но жить можно. Только б волю к ней, к пайке, добавить.
А Загладин добавлял:
– Получив – не берегут, потерявши – плачут… Эх, ребята, бить вас некому. Человек, он рождается для воли, и большое это паскудство – запирать себя за решетку…
Он вспомнился мне сейчас, когда я медленно шел по улицам города, разглядывал встречные лица, поднимал голову к крышам домов и синему небу, стоял у витрин магазинов, киношных реклам и под широким каштаном пил с удовольствием квас.
Квас заморозили так, что ломило зубы, и я пил небольшими глотками, как тогда воду из родника, на том острове.
– Дядя, – услышал я детский голос и повернулся.
Меня окликнула девочка, небольшая такая фея, с разбитой коленкой и розовым бантом на голове.
Я отвел кружку в сторону и опустился перед девочкой, молча разглядывая ее.
– Дядя, – строго спросила она, – у тебя волосы белые почему?
– Долго гулял под солнцем, – ответил я и тронул ладонью ручонку, – гулял под солнцем, добрая волшебница, и волосы выгорели совсем…
