Здесь немцы столкнулись с растущим сопротивлением Красной Армии, и наступление замедлилось. Преимущество в сражении переходило то на одну, то на другую сторону. Русские воздушные эскадрильи бомбили войска, а немецкие силы ПВО сбивали самолеты. Пока самолеты догорали на полях, немецкие пикирующие бомбардировщики начинали атаковать и уничтожать оставшееся сопротивление. Но не успевали немцы опомниться, как русские начинали танковую контратаку, после которой силы вермахта окружали советские танки и уничтожали их из минометов и гаубиц. Так продолжалось снова и снова, с обеих сторон были большие потери.
В одну из суббот русские окружили солдат инженерно–строительной роты. Лейтенант Гутшальк быстро мобилизовал их.
— Хазел, вы с Вебером идите в заброшенную маслобойню и защищайте наши позиции с юга, — прокричал он.
«Вот и настал тот момент», — подумал Хазел. Он прочистил горло и постарался говорить спокойно.
— Лейтенант, сегодня суббота. Я не могу участвовать в сражении.
— В чем дело, Хазел?
— Я не могу участвовать в бою. Простите, господин офицер.
Гутшальк был ошеломлен.
— Это война, солдат! Мы сражаемся за наши жизни!
— Простите, господин офицер, — повторил Франц.
— Хазел, ты отказываешься выполнять приказ?
— Да, господин офицер, — ответил Франц, стоя по стойке «смирно».
Лейтенант покраснел от злости.
— С меня довольно! — прорычал он. — На этот раз ты получишь по заслугам, и никто не сможет тебя спасти! Я позабочусь об этом лично!
После того как русских успешно оттеснили, лейтенант сделал запись в послужном списке Франца, что по окончании войны он должен быть наказан за отказ подчиниться приказу вышестоящего офицера.
Несмотря на то, что их рота была инженерным подразделением, она часто попадала в зону боевых действий. Как–то Франц с Карлом были в охране, когда другие солдаты занимались укреплением противотанковых барьеров вокруг деревни. Внезапно сверкнула вспышка, и раздался оглушительный взрыв. Они побежали к тому месту и увидели солдата по имени Генрих Корбмахер: половина его лица отсутствовала, и внутренности его вывернуты наружу — он наступил на фугас. Все, чем они могли ему помочь, это держать его голову и успокаивать, в то время как его крики сотрясали воздух: «Мама, помоги мне! Мама, ты нужна мне! Где ты, мама?»
К счастью, его страдания скоро прекратились. Его похоронили в тот же вечер. Здесь нечего было сказать. Эта утрата была особенно тяжелой еще потому, что предыдущей весной британский бомбардировщик разрушил маленький домик Генриха в Германии.
